Читаем Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет полностью

Давида Исааковича Выготского, честнейшего человека, талантливого писателя, старика, следователь таскал за бороду и плевал ему в лицо. Шестидесятилетнего профессора математики, моего соседа по камере, больного печенью (фамилии его не могу припомнить), следователь-садист ставил на четвереньки и целыми часами держал в таком положении, чтобы обострить болезнь и вызвать нестерпимые боли.

Николай Заболоцкий. «История моего заключения»

Стихи, формулы, теоремы, самые гениальные открытия – ничто? Сухой хворост под ногами Джордано Бруно пылает сегодня точно так же, как четыре века назад. Тогда зачем весь этот роскошный ковер, сотканный из любви, таланта, знаний человека?

«История народа принадлежит Поэту, а не Царю», – отвечал монархисту Карамзину Александр Сергеевич Пушкин. Он и писал труды по истории, причем замечательные, слагал о ней стихи. Тем не менее с незапамятных времен учат биографию народа русского, да и любого другого, не по Пушкину, а по царям. Сначала в угоду одному царю, затем другому. В одном только было право «солнце русской поэзии»: можно учить историю народа по жизни и смерти поэтов. Трагическая история получается.

Трудно делать то, в чем нуждаешься только ты. Нет веры в свое предназначение – нет дела? Но творилось и без веры, без надежды. Во спасение себя самого. Ради одной радости творчества. А это, повторим, не так уж мало. В спасении себя самого есть попытка хоть как-то выпрямить, облагородить саму историю народа.

Озабоченный старец из КлееЖил годами в совином дупле,И среди голосовТех задумчивых совСлышен был голос старца из Клее.Эдвард Лир. «Книга бессмыслиц»

После увещевания, чтобы он сказал правду, в шестой раз вывернули ему руки. Он многократно произнес: «Добрый Иисусе, не оставь мою душу! Я уже ее сказал». И, проделав вышеупомянутые шесть оборотов, приказали разложить его, привязать к кобыле и надеть ему гарроты на мускулы, голени и икры. Разложив, связав и придерживая его, много увещевали его сказать правду и предупредили, что пытка будет продолжаться. Жалобным голосом, многократно взывая к Богу, он сказал, что уже сказал правду.

Валентин Парнах. «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции»

Август 1941 года. Основоположник российского джаза, поэт, переводчик, историк Валентин Яковлевич Парнах и поэт Марина Ивановна Цветаева стоят на пороге столовой в Чистополе, просят любую работу, чтобы не умереть с голоду. Стоят на коленях перед толпой. Цветаевой отказано в должности посудомойки. Парнаху разрешают «стоять в дверях», пропуская в храм общепита только тех, кто имеет на это право. 31 августа Марина Цветаева застывает в петле, Валентин Парнах, продлив агонию, умирает своей смертью в 1951 году.

Николай Заболоцкий и не думал сводить счеты с жизнью. Он, вопреки всему, верил в эту жизнь:

Но и тогда, во тьме кромешной,С самим собой наедине,Я пел бы песню жизни грешнойИ призывал ее во сне.

«Выпустите меня в свет!» – умолял вождя толпы и пастуха стада Михаил Афанасьевич Булгаков. Не выпустили, так и умер автор «Мастера и Маргариты» «во тьме кромешной». Нынче говорят, что и роман-то был задуман Булгаковым как просьба выпустить его на волю из «пыточной камеры». Воланд, мол, князь Тьмы, – чистый Сосо Джугашвили: творит зло, а получается благо. Не думаю, что это так. Просто время толп сбило знаки, вехи, указатели. В этой бессмыслице было мнимое обретение гармонии, без которой и жить-то было невозможно. Пусть в потусторонней жизни, во сне, но в гармонии.

Перейти на страницу:

Похожие книги