Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

Уже на следующий день Ефим помчался в супермаркет, купил бутылку лучшего коньяку, торт, коробку конфет, цветы, фрукты и еще какую-то положенную в таких случаях ерунду.

В гости к спасителю отвезла его внучка – серьезная девица двадцати одного года, только что отслужившая в армии.

Гендлер жил на окраине Явне в небольшой, но собственной вилле. Басов сказал ему все слова, которые собирался сказать, да еще и прибавил, что его внучка никогда бы не родилась на свет, если бы не мастерство удивительного человека, которого она видит перед собой.

Потом было застолье. Гендлер рассказал Басову, что в самом начале восьмидесятых он все-таки, защитив докторскую диссертацию, перебрался в Москву, а репатриировался всего лишь десять лет назад по вызову на работу в одну из крупных клиник Израиля.

Он в полном порядке, но все-таки был недоволен переездом, жаловался на скуку, на отсутствие привычных развлечений, долго говорил о Москве, как о мировой столице, полной денег, огня и жизни.

Потом, уже на последних рюмках коньяка, разговор зашел об Израиле, и Басов, к ужасу своему, обнаружил, что его спаситель настоящий левак и даже член партии «Мерец».

Он не мог сдержаться, стал спорить, доказывать Гендлеру, что эвакуация поселений приведет к концу еврейского государства. Гендлер же в ответ начал кричать, что священная обязанность евреев нести в мир идеалы добра и справедливости, а бесконечные войны с соседями – это потеря самих себя, своей избранности.

Басов на это заорал, что это дорога в новый Аушвиц, а Гендлеру нужно не в его злосчастной партии состоять, а в «Натурей Карта» сидеть, предавая и продавая родное государство… В общем, встреча эта закончилась совсем не так, как началась. Плохо она закончилась. Прощание стариков оказалось сухим, подразумевающим невозможность контактов в дальнейшем.

Потом, в машине, Ефим говорил внучке:

– Знал бы, ни за что не стал бы его благодарить, на коленках ползать… Какая все-таки сволочь!

– Брось, дед. Он же тебя все-таки спас, – рискнула напомнить внучка. – Да и черт с ней, с этой политикой.

– Лучше бы не спасал! – выпалил в сердцах Басов.

Затем, до самого дома, они молчали. Ефим все печалился над неудачей долгожданной встречи и вдруг подумал, как вероломна судьба, а позорная левизна Гендлера – это месть и наказание Басову за то, что не смог он вовремя сказать своему спасителю спасибо. А еще, успокаивая себя, он подумал, что все, чем он жил в последнее время, все-таки сущие пустяки по сравнению с теми пятью часами в операционной захолустной больнички, когда колдовал полуживым Басовым Матвей Гендлер, возвращая его к жизни.

Но самое обидное в этой истории то, что замечательному хирургу было плевать на партийность спасенного им некогда человека. Жизненный опыт давно подсказал Гендлеру, что друзей-приятелей заводить крайне опасно: замучают жалобами на хвори, просьбами излечить, спасти – и все по долгу дружбы, никак иначе. Честно говоря, и Басова заподозрил Гендлер в подобной корысти, а потому и кивнул ему сдержанно на прощание.

Завтрак для котят

Как они любили животных – эти старики! Сколько же им, любящим, было лет? По крайней мере, не меньше семидесяти. Утром старики приходили к котятам, в обязательном порядке приходили, будто это посещение входило в расписание дня и установленный порядок жизни. Котята жили в картонном ящике у ступеней санатория. Старики целой группой останавливались поодаль. Каждый из них приносил милым, пушистым, игривым зверушкам что-либо вкусненькое. Даже сметану в блюдцах приносили старики котятам. И о маме котят – белой ухоженной кошке с черным хвостом – они не забывали. Кошачьей маме старались поднести еду отдельно, но она, на радость старикам, все относила своим детям и терпеливо ждала, пока они насытятся. Они стояли и смотрели на это чудо природы, и выцветшие голубые глаза стариков увлажнялись доброй и светлой влагой.

Это настоящий умный порядок в жизни, когда ухоженные, прекрасно одетые пожилые люди кормят котят, а котята благодарят их за это радостной готовностью следовать на зов и своими веселыми играми. У многих стариков болели ноги. Кое-кто опирался на палку, был в группе даже один несчастный человек на коляске, но все они смотрели на котят так, будто это зрелище было главной оздоровительной процедурой. Кто-то любовался котятами молча, кто-то не мог сдержать эмоций и рассказывал соседу или соседке, что он чувствует, глядя на милых животных.