Рассказы о прежней жизни

Пригласительную записку прекрасной Инны Самусь я возвратил авторше. Она приняла это как должное. Не удивилась, не дрогнула даже бровью. Устремив неподвижный взгляд мимо моей головы, взяла записку и небрежно сунула в карман фартучка.

Другого случая попасть в ряды примерных учеников мне не представилось, и в чубатые я вышел по возрасту, а не по привилегии.

ЛЮБОВЬ: ПЕРВАЯ, ВТОРАЯ И ТАК ДАЛЕЕ…

В этой главе я хочу рассказать о некоторых своих первых влюбленностях, по если какие-то другие события ненадолго увлекут меня в сторону от главной темы, я не стану хватать себя за руку.

В раннем детстве цыганка предсказала мне увлекательное и победоносное будущее. Дело происходило в переулке, между водокачкой и хлебным магазином. Там молодая красивая цыганка ворожила женщинам на мужей, ушедших на войну, а заодно погадала и мне, поскольку я оказался рядом. Так как взять с меня по малолетству было нечего, цыганка обошлась без обязательного вступления: «Позолоти ручку, красивый, — всю правду скажу: как тебя звать, как невесту, что будет девятнадцатого числа». Она погадала мне бесплатно и коротко. Просто схватила грязной рукой за подбородок и, полоснув сатанинским взглядом, сказала:

— Ай, черноглазый! Вырастешь большой — девушек обманывать будешь! Помни мои слова.

Я застенчиво шмыгнул носом, а женщины вокруг рассмеялись.

Предсказание это запало мне в голову. Я, конечно, догадался, что речь идет не о том обмане, которым мы уже тогда занимались каждый день: подойдя к знакомой девчонке, говорили: «Глянь, у тебя пуговица оторвалась», — и когда обманутая наклоняла голову, хватали ее за нос и тянули изо всех сил книзу. Нет, цыганка, скорее всего, имела в виду то, о чем у нас на улице женщины говорили, насмешливо поджимая губы: «Мотькин-то ухажер, а… Поматросил и бросил». Причем насмешка их, похоже было, адресовалась не бессовестному Мотькиному ухажеру, а самой простофиле Мотьке, не сумевшей удержать кавалера.

Значит, сообразил я, это я буду когда-нибудь — чернобровый и высокий, в хромовых сапогах гармошкой, с папироской в углу рта — поматросив, бросать девушек, а они, безнадежно влюбленные в меня, — чахнуть, увядать и, возможно, даже травиться уксусной эссенцией.

Предсказанию этому, однако, не суждено было исполниться. Цыганка ошиблась самым роковым образом. Не я девушек, а девушки стали обманывать меня, как только мои отношения с ними переросли стадию взаимного таскания за носы.

Первый раз я влюбился, когда мне было восемь лет.

Ей было девятнадцать лет. А может быть, двадцать.

Я до сих пор уверен, что другой такой девушки не существовало на нашей улице, в городе Старокузнецке, вообще — в окружающем меня мире. Да и не могло существовать, потому что Женя была из другого мира — веселого, нарядного, праздничного. Назывался её мир — Ленинград. В том мире жили красивые и сильные молодые парни. Они носили белые майки с воротничками, играли в футбол, наперебой дарили Жене цветы, катали её на лодках и угощали мороженым. Женя много раз рассказывала об этом моей матери.

Все в ее мире было необыкновенным и ярким, как в кино. И сама Женя походила на артистку Ладынину из фильма «Трактористы». У нее были такие же короткие волосы, такие же большие смешливые глаза, полные губы и ямочки на щеках.

Я тайно радовался, что Женя приехала к нам одна, без своих красивых кавалеров. Я любил Женю и собирался, как только маленько подрасту, жениться на ней, а эти парии могли бы здорово помешать моим намерениям. Здесь же, па улице Аульской, мешать мне было некому. На четыре двора туда и на четыре обратно не существовало у меня соперников.

Дядька Дронов, у которого Женя стояла на квартире, был грубый мужчина, ходивший зимой и летом в ватных штанах. Кроме того, у Дронова уже имелась жена тетя Параша и две дочки — Тамарка и Нинка. Женатыми были также старый и глухой, как пень, Максим Аксёнович Крикалин, дядя Петя Ухватов, дед Зяпин и сосед его Анисим Ямщиков.

Мог, конечно, посвататься к Жене второй квартирант Дроновых Иннокентий, потому что он сватался ко всем подряд, даже к моей ровеснице Тамарке Дроновой. «Та-та-та-ммара, — сказал он ей однажды. — И-ди-ди зза меня вззамуж, а я те-бе-бе гре-бя-бя-бя-бяшенку сде-де-лаю». (Иннокентий воровал на Алюминиевом заводе металл и, соорудив в дроновском огороде формы из глины, отливал на продажу чашки, ложки и гребенки). Но, во-первых, Иннокентий был жуткий заика, во-вторых, жулик и, в-третьих, как все считали, слабоумный.