Рассказы о пережитом

Задвигались потихоньку, словно свечки держат в руках. Одели партизана, обули ботинки на ноги, даже шнурки завязали. Потянул я кобылку. Она напряглась и вытащила повозку на дорогу. Вскочил я на козлы, хлестнул скотину и покатил вниз к селу. Хотел поскорее добраться до дома старосты, а там будь что будет! Боялся, что жандармы кинутся мне вдогонку. А они даже не рыпнулись — еще в себя не пришли после висения над Ущельем. У дома старосты я придержал кобылку. Только тогда они меня и взяли в оборот. Когда староста сообразил, чем тут пахнет, он отозвал их начальника в сторону и что-то сказал ему. Я только потом сообразил, что именно. Чтобы они отстали, он объявил меня тронутым. Да я на него не в обиде, другого способа помочь просто не было.

Жандармы оставили меня в покое, а партизана отдавать не хотели. Все рвались голову ему отсечь. Хорошо, что прибежал старшой и велел им бежать в управу, где их срочно звали к телефону. Убрались ко всем чертям головорезы, а староста и говорит мне:

— Дед Илия, вези и похорони этого паренька!

Снова потащился я в гору, развернул повозку перед домом и принялся сколачивать гроб. Потом выбрал место для могилы. Пока возился, солнце стало клониться к земле. Стащил я тело партизана с повозки, и тут он шевельнулся. Меня прошиб холодный пот. Я попятился назад. Паренек приоткрыл веки и едва слышно застонал. «Эх, Илия, — говорю я себе. — Что ж ты дергаешься, человече, не видишь разве — живой!» Эти хилые — они самые жилистые. Огляделся я вокруг и перенес паренька в дом. Пальцы ему отогревал, мокрые платки на лоб накладывал — очухался понемногу. К вечеру воды попросил. Напоил я его, вышел на двор и пустой гроб в могилу зарыл.

Две недели паренек пробыл у меня. На свой страх и риск, своими руками его выходил. На третью неделю дал я ему ломоть хлеба и кусок сыру и проводил подобру-поздорову. Он даже не сказал, как звать его. Таков уж был их партизанский закон — никому не называть своих имен.

Все было шито-крыто, да разве шило в мешке утаишь — эти изверги приперлись в село, сразу к старосте — где погребен труп? Староста и так и сяк юлил, но пришлось привести ко мне. Показал я им могилу. Начальник, тот, что рвался рубить пареньку голову, приказал копать.

— Что вы творите? — укорял их староста. — Он уже сгнил!

— Ничего, — заржал жандарм. — Голова как раз для кола созрела.

И за лопаты, а я молчу. Когда добрались до гроба и открыли крышку, я похолодел. Такого чуда, парень, тебе не приходилось видеть. Целый час стояли староста и жандармы как вкопанные перед пустым гробом, словно языки проглотили. Потом начальник их схватил меня за грудки.

— Говори, где партизан, не то душу из тебя вытрясу!

Староста насилу вырвал меня из его рук. Отдышался я и говорю:

— Партизан-там, где ему и полагается быть, в лесу!

Как навалятся на меня! Староста с трудом их утихомирил, хотели на месте порешить.

— Нельзя так. Нужно разобраться по закону!

Повели меня в управу. Староста пошел с нами — боялся, что по пути могут со мной расправиться. Не из наших был этот староста, но человечности ему не занимать. В управе рассказал все как было. В конце следователь говорит:

— Значит, ты, старик, из коммунистов будешь?

— Какой я коммунист?!

— Если не коммунист, то пособник партизан!

— И не пособник я!

— Тогда зачем же ты таких дел натворил?

Поглядел я на него и говорю:

— По доброте, господин следователь, так-то вот, по доброте! Придут мокрые, голодные, думаю, не от хорошей жизни на ночь глядя вышли в путь, и сжалится сердце.

— Сжалится, значит? А если я тебя навещу голодный, тоже сердце сжалится?

— Эге, — говорю я ему, — тебя вся держава жалеет, с чего это ты моей помощи запросишь? Доброта необходима человеку, а ты — начальство!

Боже, как следователь этот подскочил да как врезал мне по зубам, я и упал. Вот, даже след остался. Шрам за доброту! Отдали меня под суд, но пока судили да рядили, пришло Девятое, и все встало на свои места. А паренек этот жив ли, здоров ли, мне неведомо. Все мне кажется, что коли жив, то непременно заглянет. Не может быть иначе, доброта есть доброта. Говорил же я тебе, человече, что доброта — это что-то высшее. Будь хоть самым сильным, а без доброты от силы твоей проку не будет. Будь ты хоть сто раз правым, а без доброты грош тебе цена!

Я уверил старика, что если паренек жив, то непременно заглянет, взял в руку бидон и зашагал к машине — предстоял неблизкий путь.

INFO