Рассказы о необычайном

Ван еще и еще раз велел похлопотать. С решительным и смелым видом У взял все на себя. С этих пор студент с каждым днем стал приближаться к окончательному выздоровлению. Посмотрел он под подушку: цветок хотя и засох, но все еще не опадал, – и вот, весь уйдя в воспоминания, он держал его в руке и любовался, словно видя самое девушку. Затем, дивясь, почему У не приходит, загнул, что называется, ему записку, приглашая зайти. Но У под разными предлогами не приходил. Тогда Ван разозлился, разволновался, потерял настроение. Мать, боясь, как бы он снова не захворал, стала спешно искать ему невесту, потихоньку заговаривая с ним о женитьбе, но Ван всякий раз отрицательно мотал головой, не желая слушать. Он со дня на день поджидал У, а от того по-прежнему не было никаких вестей. Ван, тоскуя и досадуя, подумал наконец, что каких-нибудь пятнадцать верст вовсе уже не такая даль, чтобы стоило из-за этого зависеть, как говорится, чуть ли не от дыхания другого человека. Взял нежно цветок сливы в рукав и, набравшись духу, пошел сам искать девушку. А дома никто об этом и не знал. Нерешительно шагая и в полном одиночестве – спросить дорогу было не у кого, – он направился к южным горам. Пройдя около пятнадцати верст, он очутился среди гор, обступивших его в полном беспорядке со всех сторон. Было пустынно, все в сине-зеленых тонах, и тело наполнилось бодростью. И тихо-тихо – никого. Видны были только, как сказано кем-то, птичьи дороги в горах.

Взглянул он вглубь ущелья – и видит, что где-то средь чащ и цветочных полян как будто притаилась деревушка. Сошел с горы, направился в деревню. Видит, домов хоть немного и все они крыты соломой, но вид у них очень нарядный и милый. У входа в один дом, что к северу, растут зеленые ивы, а за забором видны персики и абрикосы, еще в полном цвету и вперемежку с высоким и стройным бамбуком; в листве порхают и щебечут вольные птицы. Ван подумал, что это, пожалуй, сад и дом какого-нибудь ученого, и не посмел ни с того ни с сего войти, но, оглянувшись вокруг и высмотрев против дома большой и гладкий камень, уселся на него и решил на нем отдохнуть. Вдруг слышит, как за забором девушка протяжно зовет какую-то Сяо-жун кокетливо-нежным голосом. Только что он прислушался, как девушка прошла из восточной части в западную с цветком абрикоса в руках, наклонилась и стала закалывать шпильку. Увидя студента, остановилась и, еле сдерживая смех, вернулась обратно. Ван пристально всмотрелся: так и есть, что она – та самая, которую он встретил на празднике. Сердце его забилось бешеною радостью, но как войти, под каким предлогом? Хотел было назвать тетку, но, не будучи знаком с нею, побоялся ошибиться. Спросить некого. И вот он, то сидя, то лежа, то гуляя взад и вперед с утра и до захода солнца, просмотрел все глаза, даже забыл о голоде. Лишь от времени до времени он видел, как девушка, выставив половину лица, приходила посмотреть на него и делала вид, что удивляется, почему он не уходит. Наконец вышла старуха, опираясь на палку, и обратилась к студенту с вопросом:

– Откуда вы, господин? Мне говорят, что вы пришли с утра и сидите здесь до сих пор. Что вы хотите делать? И разве ж вы не голодны?

Ван быстро вскочил на ноги и, приветствуя старуху, отвечал:

– Хочу повидать своих родственников.

Старуха была глуха; она растерянно сказала:

– Не слышу!

Ван повторил громче. Тогда старуха спросила:

– А как фамилия ваших почтенных родственников?

Студент ответить не мог. Старуха засмеялась.

– Как странно, – сказала она, – даже фамилии не знаете: каких же родственников можно разыскать, не зная их имени? Гляжу я на вас и вижу, что вы ученый дурень. Идемте-ка лучше за мной. Я дам вам поесть. Дома у меня найдется для вас и небольшая постель. Проспитесь, а утром отправляйтесь себе домой, узнайте наконец фамилию ваших родственников и приходите опять искать: ничего, не опоздаете!

Ван только теперь почувствовал голод и в надежде поесть, а главное, в сознании, что это приближает его к красавице, сильно обрадовался и пошел в дом вслед за старухой. Видит: во дворе дорога устлана ровным белым камнем и красные цветы сжимают ее с обеих сторон, лепесток за лепестком падая на ступени. Прошли к западу, открыли еще ворота[404] – весь двор усажен цветами, повсюду парники, куртины. Старуха ввела гостя в дом. Белые стены сверкали, как зеркала. В окна влезали, словно чего ища, ветви дикой яблони. Циновки, столы, сиденья – все блистало, сверкало чистотой. Только что Ван уселся, как кто-то стал на него украдкой поглядывать в окно. Старуха крикнула:

– Сяо-жун, скорее готовь обед!

Служанка за стеной издала ответный крик. Ван сидел и подробно рассказывал, кто кому и как приходится. Старуха спрашивает его:

– Вашему деду по матери не была ли фамилия У?

– Да!

Старуха изумилась и промолвила:

– Да вы ведь мой племянник! Ваша мать – моя сестра. Сколько лет уже, как мы друг о друге ничего не знаем! Это потому что мы бедны, да и в доме нет подростка-мальчика… А ты, племянник, вот уже какой вырос, я и не признала тебя!