Рассказы о лорде Питере

— Не упомянул! — резко сказал Хэвиленд. — Он слишком хорошо знает, какой ты подлец, чтобы говорить что-нибудь. Не удовлетворившись этой опозорившей нас несчастной женитьбой, построенной на шантаже...

— Мистер Бердок, мистер Бердок...

— Осторожней, Хэвиленд!...

— Украсть тело своего отца и мои деньги для того, чтобы ты и твоя ужасная жена могли вести разгульную, непристойную жизнь с шайкой актрис и хористок!...

— Вот что, Хэвиленд. Не распускай свой грязный язык и не касайся моей жены и моих друзей. Лучше посмотри на себя. Кто-то говорил мне, что Винни ведет тебя прямехонько к разорению — с ее лошадками, обедами и Бог знает чем! Еще шаг — и полное банкротство, разве не так? Неудивительно, что ты хочешь отнять деньги у своего брата. Я никогда-то не был о тебе высокого мнения, но Бог ты мой...

— Минуточку!

Мистеру Фробишер-Пиму наконец удалось заявить о себе — отчасти из-за привычки властвовать, отчасти потому, что братья так кричали друг на друга, что в конце концов совершенно выдохлись.

— Минуточку, Мартин. Я буду называть вас так, потому что знаю вас уже много лет, как знал и вашего отца. Я понимаю, как рассердило вас то, что сказал Хэвиленд. Это трудно простить, но я уверен, он осознает все, когда придет в себя. Но и вы должны понять, как он потрясен и огорчен — впрочем, как и все мы, — этим в высшей степени неприятным делом. И вы несправедливы к Хэвиленду, утверждая, что он хотел якобы что-то у вас «отнять». Он ничего не знал об этом противоестественном завещании и, само собой разумеется, следил за тем, чтобы весь похоронный обряд был выполнен как положено. Теперь вы должны уладить вопрос о вашем будущем полюбовно, как вы и сделали бы, не объявись случайно это завещание. Пожалуйста, Мартин, — и вы, Хэвиленд, тоже, — подумайте об этом. Мои дорогие мальчики, эта сцена ужасна. Недопустима. Просто чудовищно, что тело старого человека стало яблоком раздора между его сыновьями, и всего лишь из-за денег.

— Извините меня, я забылся, — сказал Мартин. — Вы совершенно правы, сэр. Послушай, Хэвиленд, забудем обо всем. Я позволю тебе взять половину денег...

— Половину! Будь я проклят, если возьму ее! Этот человек хотел выманить у меня мои деньги. Я пошлю за полицией и посажу его в тюрьму. Вот увидите, я это сделаю. Дайте мне телефон.

— Извините, — сказал Уимзи, — я не хочу вдаваться в подробности ваших семейных дел больше, чем я уже узнал о них, но я настоятельно вам советую: не посылайте за полицией.

— Вы советуете? А какое это имеет отношение к вам, черт побери?

— Видите ли, — недовольно сказал Уимзи, — если дело дойдет до суда, мне, очевидно, придется давать показания, потому что именно с меня все и началось, не так ли?

— Ну и что же?

— Ну и что же? В суде могут поинтересоваться, сколько, по-моему мнению, пролежало завещание там, где я его нашел.

Казалось, Хэвиленд проглотил что-то, и ему стало трудно говорить.

— И... в чем же дело, будьте вы прокляты?

— Пожалуйста, я объясню. Видите ли, если подумать, то получается довольно странная вещь. Ваш покойный отец положил завещание на книжную полку, по-видимому, перед самым отъездом за границу. Это было... Когда это было? Три года тому назад? Пять лет?

— Около четырех.

— Пусть так. И с тех пор ваша великолепная домоправительница позволила сырости забраться в библиотеку, не так ли? Без камина, с разбитыми стеклами... Печальная картина для такого любителя книг, как я. Да... Допустим теперь, что в суде спросят насчет завещания, и вы ответите, что оно пролежало там, в сырости, четыре года. В таком случае не сочтут ли они любопытным тот факт — если я сообщу им его, — что в конце книжной полки было большое пятно сырости, похожее на усмехающееся человеческое лицо, и ему соответствовало такое пятно такой же формы на забавной старой «Нюренбергской хронике», однако на завещании, которое в течение четырех лет находилось между стеной и книгой, никакого пятна не было?

— Хэвиленд, ты дурак! Ты настоящий дурак! — неожиданно закричала миссис Хэвиленд.

— Заткнись!

С криком ярости Хэвиленд бросился к жене, которая съежилась в кресле, зажав рот рукой.

— Спасибо, Винни. А ты, — Мартин повернулся к брату, — можешь ничего не объяснять. Как видишь, Винни проболталась. Итак, ты знал о завещании, намеренно спрятал его и позволил отца похоронить. Интересно, сокрытие завещания — что это: мошенничество, заговор или преступное деяние? Мистер Фробишер-Пим выяснит.

— Не может быть! — сказал мировой судья. — Уимзи, вы уверены в том, что говорите?