— Тридцать три года назад, если мы доживем до следующего месяца, — сказала она. — Был как раз день святого Михаила[38]. Хорошенькая молодая женщина, очень даже хорошенькая, а моя дочь — она ждала тогда своего первенького — была без ума от ее малыша.
— Мальчик здесь и родился?
— Нет, сэр, где-то на юге. Но где именно, помню, она никогда не говорила — около Нью Ката, и все. Она была не очень-то разговорчива. Ни с кем бывало не поделится, даже с моей дочкой. А у нее, вы понимаете, были важные причины, чтобы интересоваться, как да что. А та — хлороформ, говорит, и больше ничего не помню. Но я-то думаю, ей здорово досталось, потому она и не любила вспоминать про эти дела. Ее муж, тоже приятный человек, как-то сказал мне: «не напоминайте ей об этом, миссис Харботтл, не напоминайте...» То ли она тогда очень испугалась, то ли повредила что, не знаю, но только детей у них больше не было. Я ей бывало говорю: «Когда у вас, милочка, их будет девять, как у меня, вы привыкнете рожать». Она улыбалась, но только один этот мальчик у них и был.
— И вы, должно быть, здорово привыкли. Вид у вас просто великолепный, — любезно сказал Уимзи. — А сколько было ребенку, когда Дакворти поселились в Брикстоне?
— Три недели, сэр, чудесный был малыш. А волосиков на головке! Сначала они были черные, а потом стали ярко-красные, такие и встретишь-то редко — как морковь! Но не сказать, чтоб красивые, не как у нее, хотя вроде и того же цвета. И лицом на нее не похож, да и на отца тоже, она говорила, он пошел в ее родню.
— А кого-нибудь из их родственников вы видели?
— Только ее сестру, миссис Сузан Браун. Высокая, неприветливая, с каменным лицом — словно б и не сестра ей. Жила она, помнится, в Ившеме, да, точно, в Ившеме. Одно время я покупала там зелень. И хоть теперь зелень в пучки не вяжут, но вот что я думаю о миссис Браун: она была крепкая, с маленькой головкой, ну прямо пучок аспарагуса.
Уимзи должным образом поблагодарил миссис Харботтл и отправился в Ившем. Он уже начал удивляться, как далеко его может завести эта охота, но с облегчением обнаружил, что миссис Сузан Браун — особа весьма уважаемая и хорошо в городе известная, один из столпов методистской церкви[39].
Она все еще сохраняла прямую осанку, у нее были гладкие темные волосы, разделенные аккуратным пробором и собранные на затылке в пучок; широкая у основания и узкая в плечах, миссис Браун и вправду напоминала пучок аспарагуса. Она приняла Уимзи с холодной учтивостью и сразу же заявила, что ничего о своем племяннике не знает. Абсолютно ничего. Намек на то, что он находится в затруднительном, можно даже сказать тяжелом положении, она, казалось, приняла как должное.
— У него плохая наследственность, — заявила она. — Моей сестре Хетти следовало держать его построже.
— Что и говорить! — живо откликнулся Уимзи. — Но — увы! — не у всех у нас сильные характеры, что, впрочем, должно быть источником величайшей гордости для тех, кто таковые имеет. Я не хотел бы досаждать вам, мадам, к тому же, я знаю, у меня есть некоторая склонность к суесловию — ничего не поделаешь, это моя небольшая слабость, — поэтому я перейду прямо к делу. Перед тем как сюда приехать, я побывал у архивариуса в Сомерсет Хаус и выяснил, что ваш племянник, Роберт Дакворти, родился в Саутуарке, в семье Альфреда и Хестер Дакворти. Знаете, удивительная у них там система. Но, конечно, люди есть люди, временами и она может дать сбой, не правда ли?
Миссис Браун положила свои морщинистые руки на край стола, в ее темных проницательных глазах промелькнула тень.
— Прошу простить меня, скажите, под каким именем был зарегистрирован второй ребенок?
— Я вас не понимаю. — Руки ее слегка дрожали, но говорила она твердо.
— Прошу прощения. Никогда не умел точно выражать свои мысли. Родились двое близнецов, не так ли? Под каким именем был зарегистрирован второй ребенок? Извините мою назойливость, но это действительно очень важно.
— Что за странное предположение!
— О, это вовсе не предположение. Я не рискнул бы беспокоить вас ради каких-то предположений. Я знаю точно: был еще ребенок, брат-близнец. Могу сказать, более или менее точно, что с ним стало.
— Он умер, — торопливо сказала миссис Браун.
— Не люблю противоречить людям. В высшей степени неприятная манера поведения, но — увы — обязан возразить вам — тот малыш не умер. Он жив до сих пор. Единственное, что я хочу знать: как его зовут.
— А почему я должна вам что-то говорить, молодой человек?