— Я думаю, вам следует знать, констебль, — сказал он, — что на эту женщину еще раньше, примерно месяца два тому назад, было совершено покушение — не смертельное, нет, но могло, бы таковым оказаться. Покушавшегося звали Маринетти, он итальянец, официант, у него был нож...
— Ага! — полицейский старательно облизал карандаш. — Так вы узнали этого типа, о котором только что было упомянуто? — обратился он к Бротертону.
— Да, это тот самый человек, — с лютой ненавистью сказал Бротертон. — Он домогался моей жены, будь он проклят! Чтоб ему лежать здесь, рядом с ней!...
— Совершенно с вами согласен, — сказал полицейский и повернулся к доктору: — Послушайте, сэр, а орудие преступления у вас?
— Нет, — ответил Хартман, — когда я вошел, в теле его не было.
— Вы его вынули? — настаивал констебль, обращаясь к Бротертону.
— Нет, — ответил Бротертон, — Он унес его с собой.
— «Унес его с собой...» — повторил констебль, уткнувшись в свой блокнот. — Уф-ф...! До чего же здесь жарко, не правда ли, сэр? — добавил он, вытирая с бровей пот.
— Я думаю, это из-за газовой плиты, — мягко сказал Уимзи. — Невероятно жаркая штука — газовая плита в середине июля. Вы не возражаете, если я ее выключу? Правда, в ней стоит цыпленок, но, я полагаю, вы не захотите...
Бротертон застонал, а констебль сказал:
— Верно, сэр. Вряд ли б кому пришло в голову обедать после такого. Спасибо, сэр. Послушайте, доктор, а какое оружие, как вы считаете, тут поработало?
— Мне кажется, что-то длинное и тонкое, вроде итальянского стилета, — ответил доктор. — Около шести дюймов в длину. Оно было воткнуто с огромной силой под пятое ребро и попало прямо в сердце. Видите, здесь практически нет кровотечения. Такое ранение вызывает мгновенную смерть. Мистер Бротергон, когда вы ее увидели, она лежала так же, как сейчас?
— На спине, как сейчас, — ответил мужчина.
— Ну, теперь, кажется, все ясно, — сказал полицейский. — Этот Маринетти, или как там его, имел зуб против несчастной молодой леди...
— Я думаю, он был ее поклонником, — вмешался доктор.
— Пусть так, — согласился констебль. — Эти иностранцы все такие, даже самые приличные из них. Заколоть ли, еще что-нибудь сотворить — для них, можно сказать, проще простого. Этот Маринетти вскарабкался сюда, увидел несчастную молодую леди одну, за приготовлением обеда, стал за ее спиной, обхватил за талию, ударил (для него это пара пустяков, видите — ни корсетов, ничего такого), она вскрикнула, он вытащил из нее свой стилет и был таков. Ну, теперь остается только его отыскать, этим я сейчас и займусь. Не волнуйтесь, сэр, мы до него быстро доберемся. Мне придется поставить тут человека, сэр, чтобы не толпились люди, но пусть это вас не беспокоит. Всего доброго, джентльмены.
— Можем ли мы теперь перенести бедняжку? — спросил доктор.
— Конечно. Мне вам помочь, сэр?
— Не стоит, не теряйте времени, мы сами справимся.
Когда шаги полисмена затихли внизу, Хартман повернулся к Уимзи:
— Вы мне поможете, лорд Питер?
— Бантер с такими вещами справляется лучше, — ответил Уимзи, деланно рассмеявшись.
Доктор с удивлением посмотрел на него, но ничего не сказал, и вдвоем с Бантером они понесли неподвижное тело. Бротертон с ними не пошел. Он сидел, сраженный горем, закрыв лицо руками. Лорд Питер ходил по маленькой кухне, вертя в руках ножи и другие кухонные принадлежности; он заглянул в раковину и, по-видимому, провел инвентаризацию хлеба, масла, приправ, овощей — всего, что было приготовлено к воскресному обеду. В раковине лежал наполовину очищенный картофель, трогательный свидетель спокойной домашней жизни, прерванной столь ужасным образом. Дуршлаг был полон зеленого горошка. Лорд Питер дотрагивался до всех предметов своим чутким пальцем, пристально вглядывался в гладкую поверхность застывшего в миске жира, словно это был магический кристалл; его руки несколько раз пробежали по кувшину с цветами, затем он вытащил из кармана трубку и медленно набил ее.
Доктор вернулся и опустил руку на плечо Бротертона.
— Послушайте, — мягко сказал он, — мы положили ее в другую спальню. Она кажется очень спокойной. Вы должны помнить: она страдала только одно короткое мгновение — когда увидела нож. Для вас это ужасно, но вы не должны поддаваться горю. Полиция...
— Полиция не может вернуть ее к жизни, — в тихом бешенстве сказал мужчина. — Она мертва. Оставьте меня в покое, будьте вы прокляты! Оставьте меня, говорю вам!...
Он встал, сильно жестикулируя.
— Вам нельзя здесь оставаться, — твердо сказал доктор. — Постарайтесь успокоиться, сейчас я вам что-нибудь дам и после этого мы вас оставим. Но если вы не будете владеть собой...
После длительных убеждений Бротертон позволил себя увести.
— Бантер, — сказал лорд Питер, когда кухонная дверь закрылась за ними, — знаете, почему я сомневаюсь в успехе тех экспериментов с крысами?
— Вы имеете в виду доктора Хартмана, милорд?
— Да. У доктора Хартмана есть теория. При всех исследованиях, дорогой Бантер, чертовски опасно иметь какую-нибудь определенную теорию.
— Вы часто так говорите, милорд.