Рассказы о литературном институте

Егоров стремительно и пружинисто ходил… Видимо, так же стремительно и работал, только нам эта работа видна не была, она на других уровнях происходила, а туда, сколько не задирай голову, все равно не заглянешь. Он начал развивать какие-то демократические принципы, — перестройка еще в состоянии опрятной куколки была, это потом из нее монстр вылезет, — взял в привычку со студентами за руку здороваться, с избранными, конечно… И мне иногда милость перепадала, если я рядом с избранными стоял… В общем, деятельность его на посту ректора, хоть и бурная была, но — короткая, единственное, что он успел сделать, это заказать и повесить в Литинституте гипсовый бюст Горького. И то, вышел он какой-то кривобокий, мало на Горького похожий… Потом его в общежитие перевесили, чтоб он никого в институте в заблуждение не вводил.

А Егоров от нас сразу в ЦК КПСС прыгнул… Кресло ректора в Литинституте — хорошая катапульта, оказывается, скоро мы в этом убедимся. Но и там он не успел ничего достойного совершить. Перестройка со страшной силой начала крушить любимый комсомол, партию и сам социализм! Что было делать? Только спасаться бегством… Тут уж не до идеологии. Спасся Егоров… в библиотеке имени Ленина. Сел в директорское кресло. Можно хоть отдышаться. Все-таки — нейтральная зона.

А вот став директором главной библиотеки страны, Егоров сделал благое дело, за что перед ним можно и шляпу снять. Проявил он вдруг завидное упорство и гражданское мужество и не отдал самый большой книжный фонд в стране на разграбление… А библиотеку, только из-за одного имени, которым она названа, хотели всю вдребезги разнести. Никому не уступил Егоров. Показал всем сухой жилистый кулак.

Потом пошли к нему всякие разные ходоки с требованием: отдай наше! Союз к этому времени уже трещал, одни заплатки от него полетели… Республики отваливались, как груши, и устремлялись в свободный полет… Вместе с грянувшей свободой, некоторые пошли и духовное и культурное наследие требовать… дескать, жестоко их ограбили еще со времен имперской России. Забрали бесценные книги и рукописи. А сейчас, наконец, долгожданная свобода и демократия наступила. Теперь — давай, возвращай назад!

И — евреи пошли… Свои священные книги по талмудистике и каббале назад требовать. В этих книгах — их тайные знания спрятаны и ритуальные действия расписаны. Им без этих книг — никуда. Вот они и хотели их добыть, чтоб весь мир с ног на голову перевернуть и на уши поставить. Даже пикет рядом с библиотекой держали. Чуть не месяц плакатами трясли. Все профессорского вида — в черных шляпах, длинных пальто, с окладистыми бородами… Требовали и даже слегка бунтовали… Им без этих книг погибель. В них все расписано: как им самим спастись, а других угробить.

Но ничего не отдал хасидам Егоров. Превратил библиотеку в неприступную крепость. А сам скоро на очередное повышение пошел. Стал министром культуры… А стать министром, да еще и культуры — это верх блаженства. Среди всех культурных самым культурным быть — это потолок. Дальше — один разряженный воздух, вакуум.

— Третьим будешь?

А третьим ректором Сидоров пришел. С вечной полуулыбкой на лице, с мощным, как у кабана, затылком и шеей. Сидоров, в отличие от залетного Егорова, с Литинститутом и литературой был кровно связан и принял из-за нее много страданий.

Был он профессиональным критиком, из «шестидесятников», работал в «Новом мире» во время «оттепели», кого хотел — критиковал, помогал что-то прежде запрещенное издавать. Но «оттепель» скоро закончилась и всем, кто с ней сильно возился, крепко прижали хвосты. И он в немилость попал, в опалу. Но в литературном процессе удержался, только не выпячивался, да и не давали выпячиваться. А он ректором давно замыслил стать. Только своего звездного часа пришлось двадцать лет ждать — в проректорах штаны протирать. Но тоже крепко сидел, хрен сдвинешь. И наконец — дождался.

Ректором тоже побыл немного, слишком долго ждал — перехотел. Да и кресло это теперь уже слишком тесным для его гордыни и амбиций оказалось. Не вмещались они! Но стало оно для него тоже своеобразной ступенькой и трамплином. Из него он и шагнул в министры культуры, уже — запросто, по проторенной дорожке…

Что он там делал в министрах, чем помог культуре и конкретно литературе? Не знаю… Но мне доподлинно известно, что наши студенты, не все, конечно, запросто могли к нему в министерский кабинет заходить… деньжат спросить или просто почтение засвидетельствовать.

Вон Володя Мисюк — знаменитый поэт из Тольятти, как приедет в Москву по делам, как выпьет маленько, — а он тогда еще выпивал, — так всегда к нему заходил смело. Зайдет — скажет:

— Евгений Юрьевич, дайте денег на бедность?

А тот только изумится.

— Да откуда, Володя? Я же сам лапу сосу, прозябаю в бедности неимоверной!

Ну, тогда Володя просто с ним пообщается, без всякого там материального плана, чисто — в духовном… И почтение засвидетельствует.