Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев]

Вспоминая же выступление Ленина с докладом о мире, Альберт Рис Вильямс писал:

«Итак, свершилось. Принят первый декрет новой власти. Люди заулыбались, глаза их засияли, головы гордо поднялись. Это надо было видеть!

Рядом со мной поднялся высокий солдат и со слезами на глазах обнял рабочего, который тоже встал с места и яростно аплодировал. Маленький жилистый матрос бросил в воздух бескозырку… Выборгский красногвардеец с воспаленными от бессонницы глазами и осунувшимся небритым лицом огляделся вокруг, перекрестился и тихо сказал:

— Пусть будет конец войне…

В конце зала кто-то запел „Интернационал“, и все тут же подхватили».

…Первый декрет молодой республики. Ее первый закон. В грохоте пушек империалистической войны — о мире!

Революция и мир!

Они ровесники — наша революция и наша борьба за мир.

В ту же ночь с 26 на 27 октября съезд Советов принял и второй важнейший закон: Декрет о земле. Веками мечтал русский крестьянин о своем клочке земли, со Степаном Разиным еще, с Пугачевым поднимался на борьбу за землю, за волю, за лучшую долю.

В канун революции 30 тысяч помещичьих семей, а точнее, 150 тысяч человек владели семидесятью миллионами десятин земли. И столько же приходилось на долю пятидесяти миллионов крестьян. Сотни десятин у помещика — и ни клочка у крестьянина. Гнул пахарь спину на чужой земле. Что ни вырастит — все отдай! Самому оставалось только новой весны ждать, дотянуть бы до нее, не умереть бы с голоду…

И вот Ленин читает в Смольном слова декрета:

«Помещичья собственность на землю отменяется немедленно, без всякого выкупа.

Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов».

Утром делегаты съезда разъезжались по своим городам и деревням. Каждый вез текст Декрета о земле, берег его, как самую большую драгоценность. Совсем не случайно сохранились до наших дней газеты, вышедшие 27 октября, листовки с текстом декрета — стали сейчас музейными экспонатами.

В Смольном Ленину оборудовали кабинет. В комнате № 67, на третьем этаже в южном крыле здания. На дверях ее и до сих пор висит табличка: «Классная дама». На память оставили. Сразу за дверью располагалась первая, совсем маленькая комнатка, где едва уместились два стола управляющего делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича и секретаря Совнаркома Н. П. Горбунова. Следующая комната, побольше, одним своим окном выходила на Неву и двумя на Смольный проспект. Была она тоже невелика, и, когда здесь собирались на совещание первые наркомы нового государства, в комнате сразу становилось тесно.

Первый нарком социального обеспечения Александра Михайловна Коллонтай вспоминала:

«Обстановка заседаний Совнаркома была самая деловая, и даже более чем деловая, недостаточно удобная для работы. Стол Владимира Ильича упирался в стену, над столом низко висела лампочка. Мы, наркомы, сидели вокруг Владимира Ильича и частью за его спиной. Ближе к окнам стоял столик Н. П. Горбунова, секретаря СНК, который вел протокол. Всякий раз, когда Ленин давал кому-нибудь слово или делал указания Горбунову, ему приходилось оборачиваться. Но переставить стол поудобнее никто не подумал тогда, заняты были большими делами. Не до себя было!..»

Охрану комнаты Ильича доверили боевой пулеметной дружине путиловцев.