Почти полвека проработали коллегии на Васильевском острове, покуда императрица Екатерина II в 1763 году не разделила Сенат российский на шесть департаментов. И тогда даже двенадцать зданий не смогли вместить их. Два департамента переехали в Москву, остальные четыре перебрались на левый берег Невы, в дом бывшего канцлера А. П. Бестужева-Рюмина.
Перед зданием Двенадцати коллегий почти до конца XVIII века простиралась обширная площадь — до самого конца Стрелки Васильевского острова, где на отмели выстроен был большой помост «Театриум». В праздники зажигались на нем потешные огни, устраивались фейерверки, разыгрывались представления. Площадь же замощена не была, весной и осенью утопала в грязи, превращалась в такое болото, что хоть иди по ней, хоть в лодке плыви!
От центра площади тянулись к Неве сараи с товарами из-за океана, а потому и прозванные «Америкой». В середине площади стоял восьмигранный «
Только ведь ежели это площадь, а не пустырь, должна она быть окружена какими-то зданиями! Они и появлялись одно за другим. Выросло здание Кунсткамеры, башню которого так полюбили художники. В глубине Стрелки Трезини поднял стены Гостиного двора. С другой стороны в 1783–1789 годах пристроилось рядышком с Кунсткамерой здание Академии наук.
Построил его архитектор Джакомо Кваренги. В 1779 году оставил он родную Италию и прибыл на берега Невы. Что и говорить, с опаской ехал он в далекий, дикий (как ему говорили) край, в холодный северный город. Но Петербург не только тепло встретил, но и немало удивил архитектора. День за днем ходил Кваренги по его улицам, набережным и восторгался. Какая планировка! Сколько рек и каналов! Широкая красавица Нева! Огромное строительство! Вот уж действительно есть где руки приложить.
Правда, строить он начал не в столице, а в пригородах. Построил дворец в Английском парке Петергофа, госпиталь в Павловске, церкви в Пулкове, Кузьмине, Московской Славянке, Федоровском посаде.
Проработав 4 года в России, он пишет своему другу граверу Вольпато: «
Словно в подтверждение этих слов, в том же году Джакомо Кваренги приступил к строительству здания Академии наук.
Академии наук шел уже шестой десяток лет, а здания своего она до сих пор не имела. Началась ее работа в доме барона Шафирова на Березовом острове, потом работала во дворце Прасковьи Федоровны, в доме Строганова и князя Лопухина на Васильевском острове, держала свою библиотеку в Кунсткамере… Пора было ей и своими хоромами обзаводиться!..
Здание Академии и воздвиг Кваренги — красивое, монументальное, с восьмиколонным ионическим портиком, поддерживающим фронтон, с широкой лестницей перед главным входом.
Здание это хорошо видно с Невы, с набережных. Рассказать же, наверное, следует скорее о том, чего снаружи не разглядишь, что здание Академии наук украшает, является его гордостью.
Речь идет об огромной мозаичной картине на стене внутри здания Академии. Создана она великим русским ученым Михаилом Васильевичем Ломоносовым.
Был Михайло Васильевич астрономом и геологом, химиком и географом, физиком и почвоведом, писал стихи. А однажды привели его в восторг два античных портрета, привезенных из Италии в Петербург. Портреты были не на холсте нарисованы, а набраны древним художником из мельчайших кусочков прозрачного стекла — смальты. Было портретам по 2 тысячи лет, а выглядели они так, словно вчера лишь созданы.
Очень заинтересовали Ломоносова мозаичные портреты. Как делали эти тысячи разноцветных кусочков? Как окрашивали? Как приклеивали? Об этих древних секретах портреты молчали. И ученый приступил к опытам.
Кипит в тиглях стекло, плавится. Одна неудача, другая, третья… Счету им нет! Но вот уже и получен первый кусочек смальты — свой, русский! Сколько же их на картину нужно? Наверное, многие тысячи. Необходим целый завод цветного стекла, и в том числе смальты. Ломоносов добивается своего. Неподалеку от Ораниенбаума, в Усть-Рудице, создается такой завод. Новому заводу нужны мастера, ученому — ученики. Он сам набирает их. Матросского сына Матвея Васильева, молодого мастера придворной конторы Ефима Мельникова, других.