Рассказы о котовцах

- Выход на поляну со стороны противника и обратно возможен только через гать, товарищ комбриг. Справа от гати, - показал рукой, - непроходимое болото, а дальше крутой подъем, поросший хвойным лесом. Слева широкий топкий ручей и густой ольшаник...

- Ну а пройти можно? - перебил Котовский.

- Гиблое место, товарищ комбриг, - заверил Воронянский. - Пробовали дно и шестами и лошадьми.

Чуть было коня не угробили. Влип по брюхо тут же, у самого берега.

- Отлично, - указал Котовский. - Значит, если Карницкий сунется, перейдет гать и вытянет колонну на вершину поляны, тогда...

- Тогда гроб ему с музыкой, товарищ комбриг, - рассек воздух ребром ладони Воронянский. - Кроме как на гать, бежать с поляны некуда!

Котовский усмехнулся, повернул голову в сторону Ульриха и, слегка заикаясь, сказал:

- Вот здесь и стукнем Карницкого, если сунется. Поглядим тогда, чья выучка лучше: наша, революционная, или ихняя, академическая. - И, развернув Орлика, пустил его рысью в сторону расположения эскадронов.

...Не успели котовцы покормить лошадей, как вдали, где-то за гатью раскатисто застучал пулемет, потом другой, третий, и снова стало тихо.

- Это он, Карницкий, - насторожился Ульрих. - Никак не угомонится, чертов перец!

- Не терпится генералу, - отозвался Котовский, подымаясь с бурки, разостланной возле тачанки. - Сам на рожон лезет.

Возле штабной коновязи кто-то из командирских коноводов сказал полушутя, полусерьезно:

- Дать бы ему сейчас за один раз и в хвост и в гриву, чтоб знал порядок, полуночник!

- Не поможет, браток, - возразил кавалерист из эскадронных связных. - У него сейчас сила большая.

Такого надо шарахнуть так, чтобы долго помнил!

Котовский улыбнулся словам связного и слегка толкнул начальника штаба под локоть:

- Слышал предложение? Как в воду глядит парень.

- Рассуждает как котовец, - согласился начальник штаба и, звеня шпорами, пошел к коновязи, где фыркали и всхрапывали, зарывшись мордами в сено, командирские кони.

Вскоре прискакали кавалеристы из ночной заставы и доложили комбригу, что неприятельская конница приближается к болоту.

- Снять заслоны, - приказал Котовский, - и отвести на поляну. Гать оставить открытой. Делать вид, что отходим...

Кавалеристы помчались обратно, и гулкий перестук копыт вскоре заглох.

Бригада быстро построилась и двинулась навстречу противнику. Погодя немного оба полка и пулеметные эскадроны разъехались в разные стороны и притаились на опушках редколесья. На вершине поляны осталась бригадная батарея, готовая к бою, и пеший дивизион для ее прикрытия.

Время шло, а противник не появлялся. Вокруг было тихо, тревожно. Только луна то появлялась, то исчезала в белесой вышине и, казалось, чему-то загадочно улыбалась.

И вот едва подул легкий ночной ветерок, предвестник близкого рассвета, как со стороны гати показалась разведка противника. Уланы держали карабины и ручные пулеметы наготове и ехали молча, словно призраки.

Немного погодя прошел авангард силой до двух эскадронов, а за ним на достаточном удалении показалась наконец черная колонна основных сил противника.

Конница Карницкого двигалась на виду всей бригады.

Кавалеристы обоих полков с затаенным дыханием следили за движением неприятельской конницы и с нетерпением ждали сигнала.

- Время, - шепнул наконец Котовский, когда добрая половина колонны противника оказалась на открытом месте.

И тотчас взвилась сигнальная ракета, задрожала высоко над вражеской колонной и мгновенно погасла.

Напряженную тишину взорвал бешеный лай станковых пулеметов Сливы и Эберлинга.

- Здрада, пся крев! [Измена, собачья кровь! (польск.)] - завопил истошный голос в голове вражеской колонны, и вопль резко оборвался...

Пулеметные эскадроны Котовского расстреливали конницу Карницкого в упор. Уланы метались из стороны в сторону, дико гикали на лошадей и бросались наутек.

Бой был скоротечным. Уланы, гремя пиками и обгоняя друг друга, неслись сломя голову в низину, к гати.

Там они сталкивались между собой, схватывались в драке за выход на гать, срывались с крутого берега, опрокидываясь в болото.

Предсмертные крики, пронзительное ржание лошадей, истошные вопли офицеров, утративших власть над солдатами, грохот пулеметов, яростный боевой клич котовцев слились в один протяжный гул, и эхо грозно раздавалось над оврагами и перелесками, озаренными слабым светом луны.

Потасовка у гати так же внезапно кончилась, как и началась. И снова воцарилась тишина над обширной поляной, словно ничего и не случилось на этом клочке галицийской земли, обагренном кровью.

- Поделом ему, этому псякревскому генералу! - долго не унимался вахмистр Митрюк, вместе с бойцами загоняя в кучу целый табун трофейных лошадей. - Раз не по плечу ночная драка, так не суйся!

На слова Митрюка отозвался взводный Сорочан. Он торопливо снимал офицерское седло с трофейного коня и радовался обнове:

- Отважился Карницкий отвести душу над нами в ночном бою, да просчитался. Даром что генерал, а тактика слабовата!

Не прошло и получаса, как котовцы собрали трофейное оружие, лошадей и под прикрытием пулеметных эскадронов тронулись в сторону Милятина.