Рассказы о Котовском

Маштава времени не терял в доме мельника он был уже своим человеком. Сам мельник, тучный старик, говорил ему «почтеннейший» или величал Александром Григорьевичем; старуха хозяйка ласково называла «сынок». Хорошенькую Мельникову сноху лезгин фамильярно называл «Дуняша», она его — «Сашенькой».

Когда Фролов — Котовский спешился у дома мельника, старый кулак с низким поклоном поднес ему хлеб-соль на вышитом полотенце. Смущенно ощупав себя за нос, комбриг накинул полотенце на шею, а хлеб с солью приняли коноводы. Веселый Шурка, штаб-трубач, сыграл туш. Григорий Иванович погрозил ему пальцем, поманил к себе, пробурчал сквозь зубы:

— Полотенце возьми и спрячь, черт его знает, куда его сунуть. А то я будто в баню собрался!

Провожаемые поклонами хозяев, зашли в чистую горницу. Посторонних не было, но из предосторожности говорили между собой вполголоса. Маштава доложил, что позавчера здесь, в этом доме, побывал сам Матюхин. Пропьянствовал всю ночь и вернулся в лес, оставив двух человек для связи с казаками. Один из них сын мельника — эскадронный командир. Днем они прячутся в соседнем овраге.

— Как стемнеет, Дуняша сбегает за мужем, — докладывал Маштава, — так они условились.

Фролов — Котовский повеселел, дело определенно шло на лад. Приезжали и уезжали командиры, докладывали, получали распоряжения. Комбриг неотступно думал, как лучше обеспечить безопасность бригады. Приказал дежурному:

— Пошли к мельнице, у которой окажется лучший обзор, двух человек. Один с биноклем пусть заберется на самую верхотуру, с леса глаз не спускает. Другой внизу останется для связи…

Время шло незаметно. Григорий Иванович глянул на часы и поднялся пора обедать. Спросил Гажалова:

— А Павел Тимофеевич как?

— Здесь, в мезонине, вместе с латышами. Хозяин, оказывается, его знает Ектов с Антоновым тут как-то, давно еще, вместе ночевали. Встречи я им пока не устраивал…

— И не надо! Только при мне… Борисов, Гажалов, приглашаю вас отведать поповских харчей. Маштава, оставайтесь здесь, поухаживайте за Дуняшей. Надеюсь, они вас тут кормят?

Маштава молча вытянул левую здоровую руку, сжав кулак и подняв большой палец…

По дороге Котовский сказал Гажалову:

— Сейчас поп даст мне список крестьян, сочувствующих советской власти. Всех этих людей вы арестуете, запрете в какой-нибудь сарай… Овец конфискуете, птицу и коров не трогайте, дети могут оказаться, молоко и яйца им необходимы. Овец передайте фуражирам полков, пусть порежут и раздадут по эскадронам мясо…

Гажалов молчал. Глянув на его искаженное лицо, Котовский добавил:

— Мы их компенсируем потом сторицей, за счет кулаков… Что же вы молчите?

— Тяжело все это! — ответил начальник особого отдела, глубоко вздохнув.

Комбриг рассердился:

— А мне не тяжело петрушку валять да поносить на чем свет стоит партию, мою партию Ребятам, думаете, не тяжело?

Гажалов продолжал молчать.

— Чтоб вам было легче, — усмехнулся Григорий Иванович, — сверх поповского списка прихватите, будто по ошибке, парочку кулаков. Вот этим прикажите как следует натолкать в шею, пока их под замок поведут.

— У меня трое кулаков есть на примете, — оживился Гажалов, — вот я их и запру!

— Пусть будет трое, — согласился Котовский, — только мельника не трогайте, он пока нужен. За кулаков, разумеется, придут ходатайствовать… Ну что ж, я их помилую! И на вас, Николай Алексеевич, уж не взыщите, накричу…

— Кричите на здоровье, — улыбнулся Гажалов.

— И вот еще что, начальник особого отдела, — продолжал Котовский, — вы мне виселицу извольте поставить на площади!

Гажалов глянул на комбрига сумасшедшими глазами.

— Да, да, виселицу непременно! — повторил Котовский. — Это неотъемлемый атрибут быта белых казаков. Какой я атаман без виселицы?

— А я не знаю, как ее строить, — признался начальник особого отдела. — Когда работал в екатеринославском подполье, не одну виселицу перевидал, а вот с конструкцией их не знаком…

Все рассмеялись, а Котовский стал задумчив, заговорил медленно:

— Научу! В шестнадцатом году я был приговорен к смертной казни через повешение… Сидел в одесской тюрьме… Интересовался у бывалых людей, как все это устроено задумал побег из петли…

Он помолчал некоторое время, весь во власти воспоминаний.

— Сделаете так два столба в землю закопаете, интервал метра полтора. Сверху набьете брус, в него заделайте большой крюк. Под крюком поставите табуретку. Все! Дешево и сердито…

Котовский продолжал:

— О прочности этой конструкции не беспокойтесь, вешать мы никого не собираемся! Одна видимость будет. Только у виселицы часового поставьте погорластее. Пусть почаще щелкает затвором и орет на всех «Не подходи, стрелять буду!» Такого же грубияна поставьте возле сарая, куда посадите заложников. Непременно, это очень важно.

— Сделаем! — ответил Гажалов…

Поп дожидался у крыльца своего дома. Список сочувствующих советской власти он подал «атаману Фролову» на подносе. Котовский прочел и усмехнулся:

— Тринадцать человек Несчастливое число, батюшка…

Священник развел руками: