Гостиница была солидная, старинная. Город являлся центром двух больших районов — пшеничного и коневодческого. Несколько раз в году происходили большие ярмарки, тогда в гостинице неделями кутили усатые ремонтеры австрийской армии или маклеры мировых зерновых бирж. В номерах тускло сияла аляповатая роскошь, тяжелые бархатные портьеры с кистями, золоченые карнизы. На старинных гобеленах порхали амуры. Потрескавшийся от времени паркетный пол носил следы тяжелых, подбитых гвоздями сапог, в которых галицийские помещики некогда отплясывали здесь, празднуя очередную выгодную сделку. Всеми этими атрибутами ярмарочного отеля гостиница напоминала аналогичные заведения в больших российских торговых городах. Однако на всей этой помещичье-купеческой культуре лежал еле уловимый отпечаток Европы многие номера имели ванные комнаты, стены в них были уложены изразцами; ковры сначала выбивались на дворе ивовыми метелками, затем очищались пылесосами; горничные носили белоснежные кружевные наколки.
Командир полка, комиссар и адъютант собрались в самом большом номере для того, чтобы обсудить создавшееся положение. В городе предполагалось пробыть не менее двух суток. Категорические инструкции, полученные от дивизии, предписывали не вмешиваться в деятельность гражданских властей. Город неизбежно должен был вскоре попасть снова в польские руки, и при этих условиях организация советской власти вызвала бы жестокие репрессии белополяков по отношению ко всем гражданам, которые стали бы сотрудничать с Красной Армией. Что и говорить, положение было необычайно щекотливым.
Больше всего адъютант опасался какой-либо провокации вроде уличного скандала, ограбления или дебоша, нарочно организованного агентурой польской разведки. Впоследствии ответственность за беспорядок была бы возложена на котовцев, с целью дискредитации Красной Армии в глазах трудящегося населения Галиции. Поэтому тройка, посовещавшись, выработала совершенно необыкновенный образчик взаимоотношений военных и гражданских властей, вряд ли имеющий прецеденты в истории. Сложность этого хитроумного плана определялась еще тем, что и командир и комиссар полка во что бы то ни стало хотели превратить двухдневное пребывание в городе в культурный отдых для кавалеристов, неожиданный отдых, свалившийся «прямо с неба» на полк, бойцы которого непрерывно на протяжении двух лет жили одной только войной, ежедневными боями.
Дежурный по бригаде получил распоряжение всю дозорную службу вокруг города оставить на попечение партизан и выставить пост только у винокуренного завода, расположенного в двух километрах от города. Этому посту категорически было запрещено заходить внутрь заводского двора. В обязанности поста входило только обыскивать всех выходящих с территории завода и возвращать обратно тех, кто попытался бы вынести спиртные напитки.
После этого командиры приняли делегацию городского самоуправления, уже около часа дожидавшуюся в вестибюле.
Гости расселись довольно неуверенно. Большой овальный стол был накрыт оливковой бархатной скатертью, по всей скатерти в художественном беспорядке были разбросаны вышитые шелком чайные розы. Бургомистр тяжело посапывал, вытирая потную лысину шелковым платком. Старшина хлебной биржи не уместился ни в одном из кресел, так он был толст. Ему пришлось усесться на стуле; тяжелые жиры хлеботорговца повисли по краям стула, как подушки.
Почесав затылок, адъютант поднялся с места и произнес краткую речь, которая повергла мужей города в полное недоумение.