Рассказы о Кирове

Нелегкое это было время даже для человека такой неисчерпаемой революционной энергии, каким был Киров! Известно, например, письмо Сергея Мироновича к жене, Марии Львовне, датированное 16 января 1926 года:

«Не обижайся, что пишу мало, очень я занят, работаю, пи минуты нет свободной… Занят так, что даже на улице не был ни разу, бываю только в машине… Каждый день на собраниях».

Общеизвестно, что перед XIV съездом немало ленинградцев было запутано, введено в заблуждение главарями так называемой «новой оппозиции». Киров по приезде своем начал действовать убеждением, отвоевывая у оппозиции один партийный коллектив за другим. Очень скоро он оставил «генералов от оппозиции», как он их называл, без армии.

После провала на съезде главари «новой оппозиции» не подчинились решениям съезда, перейдя к небывалым в истории партии формам фракционной борьбы, включая сюда п подпольные собрания и налеты-вылазки в отдельные заводские партийные коллективы. В октябре 1926 года на крупнейших ленинградских заводах — «Красный путиловец», «Красный треугольник», «Электросила» и других — в очередной партийный день появились никем не прошенные, не званные битые «генералы от оппозиции», ставшие подручными иудушки Троцкого. Мне случилось быть на партийном собрании «Красного путиловца», куда, узнав о вылазке оппозиционеров, приехал и Киров…

Шли напряженнейшие идейные бои с оппозицией. Как и другим коммунистам-газетчикам того времени, мне довелось быть на многих бурных партийных собраниях, конференциях, активах, слышать проникновенный голос Мироныча, давать в «живой записи» отчеты о его взволнованных, порой гневных и саркастических, всегда предельно искренних и убедительных выступлениях…

Итак, перед очередным «партийным четвергом» в Ленинграде вновь появился устроитель внутрипартийной «бузы» Зиновьев. Мотив приезда был явно лживый: навещаю-де заболевшего папашу. Помню, Демьян Бедный написал по этому поводу сатирические стихи «Нежный сын».

Под вечер коммунистов редакции вызвали на третий этаж, в кабинет редактора, предупредили: «Сегодня возможны вылазки оппозиционеров. Явились главари. Будьте на местах». Мое место — на «Красном путиловце».

Приехал немного загодя: дело-то ответственное! Сергей Миронович, который сам был в молодости журналистом, как-то пошутил, что «хорошему газетному репортеру полагается прибыть на пожар по крайней мере за пять минут до пожара».

Общие партийные собрания завода проводились тогда в стареньком клубе, что между литейным цехом и бывшими пушечными мастерскими, (И в зале и на сцепе — обычные деревянные некрашеные скамьи и пи одного стула. Так тогда было.) Примостился я в сторонке, слева от входа, около рояля, и наблюдаю, как заполняет зал рабочая большевистская гвардия. Идут после трудового дня закопченные, большинство — в кепках, но многие еще в повидавших виды фронтовых шинелях и даже в буденовках.

Руководил собранием очень скромный человек, Иван Иванович Газа, бывший рабочий, а потом комиссар путиловского бронепоезда № 6, прославившегося в гражданскую войну. В этот период он был секретарем парткома на заводе; потом его избрали секретарем Московско-Нарвского райкома партии, и впоследствии Киров ставил его в пример другим секретарям. Теперь в Ленинграде есть улица имени Газы.

Собрание было назначено на пять часов, а уже в половине пятого на завод явились Зиновьев и его приспешник Куклин. Встреченные небольшой группой заводских оппозиционеров, они ровно в пять часов прошли на сцену. Шум поднялся невероятный. Большинство кричит: «Долой!» Громко раздаются голоса: «Кирова, Кирова сюда! Долой раскольников!» Но нашлись и такие, кто поддерживал Зиновьева. Как потом выяснилось, на собрание просочилось довольно много оппозиционеров. Расселись они в разных концах зала — и ну шуметь, создавая впечатление, что их лидера поддерживает чуть ли не половина собрания.

Каждому — свое: мне, газетчику, — забота, что при таком шуме я многого не услышу. Набрался храбрости — и на сцену, тоже заполненную людьми; пристроился на скамье слева от стола президиума, близ трибуны, и… оказался как раз рядом с Зиновьевым.

С кратким докладом о внутрипартийном положении выступил И. И. Газа. Закончил он его так:

— Оголтелая группа оторвавшихся от партии людей нервирует партию. Так кто же, я спрашиваю собрание, ставит палки в колеса нашего строительства?

Собрание мощным криком ответило:

— Зиновьев! Позор ему!

После Газы стали выступать рабочие-коммунисты. Говорили горячо, образно. Первым взял слово Катанугин:

— Зиновьев повенчался с Троцким, и теперь они, как хорошие молодые, пустились в послесвадебную гастроль по фабрикам и заводам… Не мешайте работать, убирайтесь вон!

Потом выступил один из питерских ветеранов, Павлов:

— Не претендуйте на ленинский кафтан, мы его вам не дадим, слишком вы малы для этого — утонете. Кафтан Троцкого вы себе уже взяли. Если вам нравится, то и щеголяйте в нем, а нас оставьте в покое!

Мастер Подольский поставил вопрос в упор:

— Или руки по швам, или партия так ударит по этим рукам, что больше не захотите поднимать их на партийное единство!..