Сначала они шли по длинной центральной улице, покрытой асфальтом. Сторожа у магазинов просыпались и обалдело встряхивались, завидев начальника милиции. Потом Бурунц свернул в проулок. Он иногда подсвечивал электрическим фонариком. Постояли у одноэтажного дома с темными окнами. «Полгода назад тут по ночам тайком самогон гнали»,- сказал Бурунц.
Снова вышли на шоссе.
Вспоминали прошлое — как познакомились, как подружились. Кое над чем посмеялись, кое о чем погрустили. С гор веяло снежной прохладой.
Норайр сказал:
— Лишь бы не было войны! Мы с тобой еще и на Марс слетаем.
— Мое дело — земное.- Бурунц попыхивал в темноте самокруткой.- А ты лети, не возражаю. Раз такие спутники в небо запущены,, значит, и до Марса недалеко.
Выбирая самые понятные выражения, Норайр стал рассказывать о предстоящих межпланетных путешествиях, об открытиях физиков и о том, что сам он собирается в ближайшее время сделать. Планы у него были большие. Но он сомневался, хватит ли знаний, хватит ли способностей. Работу ему дали почти самостоятельную. А для начала, может, лучше было бы что-нибудь поскромнее? Языками нужно заняться всерьез, следить за отечественными и иностранными теоретическими журналами. Придется вставать пораньше, ложиться попозднее…
— Что сомневаешься? — сказал Бурунц.- Вон сколько ты уже знаешь! И дальше пойдешь.
Он произнес эти слова с уважением и легкой грустью. Ему не пришлось учиться, как Норайру. Другое время было. В тысяча девятьсот тридцатом году попросился на учебу. Объяснили: «Не время, парень, ты коммунист,- надо колхозы строить».
В тридцать третьем тоже было не время — первый канал прокладывали. А затем воевать довелось.
Так и остался Степан Бурунц недоучкой. Многие его товарищи, что вместе с ним жизнь начинали, теперь большими делами ворочают.
Они еще долго ходили по притихшим улицам сонного городка. Теперь уже молча.
Среди ночи Норайр проснулся. Ему послышался рядом чей-то тревожный шепот. Он вскочил. Раскладушка, на которой спал Бурунц,- свое место в спальне он уступил Дусе и Маринке,- была пуста.
Норайр вышел на крыльцо. Во дворе стояли какие-то люди. Бурунц сердито спрашивал:
— Совершенно незнакомый? Хоть из нашего района или чужой?
Сиплый голос виновато отвечал:
— Невозможно было разглядеть, товарищ начальник…
— Случилось что-нибудь? — Норайр подошел ближе.
Ему не ответили.
— Установите на этом месте охрану,- приказал Бурунц.- Никого посторонних не подпускать. Я сейчас приеду.
Люди ушли.
Норайр тронул хозяина за локоть:
— Что такое?
— Ночной патруль,- неохотно объяснил Бурунц.
— Происшествие?
— Человек убитый…
Он вынес на крыльцо одежду. Стараясь не шуметь, натягивал сапоги.
— Я тоже пойду,- сказал Норайр.
Бурунц ввел правило, чтобы офицеры милиции каждую ночь несли дежурство на всех улицах районного центра.
Ночной патруль, вышедший сегодня на обход, обнаружил на шоссе, примерно в полукилометре от последних домов, перевернутую легковую автомашину. Точнее, она лежала в стороне от шоссе, в глиняном размыве. Вероятно, сорвалась с мостика.
Место происшествия осветили электрическими фонариками. Обе дверцы слева были в машине распахнуты. Припав грудью к баранке, головой вниз неподвижно лежал человек.
Начальник патруля взволнованно крикнул:
— Эй, кто-нибудь есть живой?
— Давай посмотрим,- предложил напарник.
Они обошли машину, посветили сзади фонариками. Больше в «Победе» никого не оказалось, Человек, сидевший на месте шофера, был мертв.
Бурунц позвонил в Ереван. Машину «Победа» с таким номером в Ереване уже искали. Вчера вечером она была угнана с одной из центральных улиц. На место происшествия выехали работники республиканского управления милиции.
— Подождем,- сказал Бурунц.
Около восьми часов утра на шоссе показались красные машины. Из Еревана прибыли полковник и другие офицеры милиции, эксперты, врачи.
Потерпевшую аварию «Победу» сначала несколько раз тщательно сфотографировали. Протокол был уже составлен сотрудниками райотдела. Труп осторожно извлекли из кабины и передали работникам судебной медицины. Машину поставили на колеса.
Люди делали свое дело спокойно, быстро, без суеты. Только двое из числа вновь прибывших стояли в сторонке и ни во что не вмешивались.
Когда из машины извлекли труп, полковник подозвал их:
— Можете опознать погибшего?
Оба неловко наклонились, со страхом заглядывая в обезображенное лицо. Один молча кивнул. Другой заторопился:
— Да-да, знаю… Это студент… Я рассказывал — тот, что был с нами…
Их опять отвели в сторону. Они закурили и пошептались друг с другом.
Один был в помятом пиджаке, в грязных, измазанных глиной солдатских башмаках, с испуганным или взволнованным лицом. Второй был одет получше — новый коверкотовый макинтош, но затрепанная черная кепка.
Норайр подошел к Бурунцу:
— Что за люди?
— В пиджаке-это шофер пострадавшей машины,- тихонько сказал Бурунц.- Другой — его приятель или родственник, что-то в этом роде. Еще точно не знаю.
Переходя от группы к группе и прислушиваясь к разговорам, которые вели между собой люди, Норайр составил такую картину.