Теперь Данилка приносил из библиотеки самые потрепанные книги. Большие способности в переплетном деле проявил вдруг Хлястик. Под его руководством дело быстро двинулось вперед. Яшка-адъютант рисовал акварелью картинки. Данилка делал на обложке надписи (у него здорово получались печатные буквы), а Хлястик с другими пацанами складывал растрепанные листки, подрезал их по краям, склеивал и пришивал нитками к обложке. Книжки получались как новенькие. Библиотекарша не могла нарадоваться и хвалила ребят. Мальчишки гордились. Туго было с обложками, правда. Но однажды Хлястик припер несколько больших листов картона. Поймав подозрительный взгляд Данилки, сказал:
— Не дрейфь — заработок честный. На станции дрова пилят — я на бревнах сижу, чтоб они не крутились на козлах. И поленницы складываю. Так что все благородно. Ляжки вот стер, волдыри вскочили. — Хлястик поморщился. — Бревна эти крутятся, как живые. Вес у меня легкий, вместе с бревном вертухаюсь.
Хлястик резко изменился за последнее время, посерьезнел. Он притаскивал полные карманы пряников, по-честному делил их между пацанами поровну. Данилка вдруг заметил, что Хлястик не курит.
— Папирос нету? Могу принести.
— Не надо.
— Почему?
— Чапаев не курит, — смущенно сказал Хлястик.
Данилка хотел было засмеяться, но вдруг понял, что смеяться сейчас нельзя.
Однажды Хлястик пришел на крышу, когда там сидел один Данилка, и сказал серьезно:
— Давай прощаться. Уезжаем мы. Подъемные получили. В Мурманск мамка завербовалась.
Посидел молча, добавил:
— Я тебе напишу, ты приезжай — море увидишь.
В голосе его были радость и грусть одновременно. Данилка тоже погрустнел, согласно кивал на слова друга, еще не зная, что больше они никогда не увидятся. Может быть, Хлястик и писал письмо на станцию, только Данилки там уже не было. Тем же летом он переехал жить в город.
Через несколько лет, уже в конце войны, в одном из городков Восточной Пруссии гвардии капитан Данила Чубаров попал в полусгоревшую библиотеку. Он ходил среди обугленных стеллажей и складывал в стопку сохранившиеся книги. Он вспомнил библиотеку парткабинета, крышу сарая, Шурку-Хлястика и его непоколебимую веру, что Чапаев жив, и в груди капитана потеплело. Он плохо знал немецкий язык и едва разбирал названия. Капитан не знал, какие здесь книги, — но это были книги, и он их спасал. И вдруг увидел прекрасно изданную книгу с портретом Гитлера. «Майн кампф», — разобрал он готический шрифт. Он взял ее, как змею, с ненавистью и настороженным любопытством, и долго вертел в руках, думая о том, что книга предназначена пробуждать в человеке доброе, светлое, разумное, а эта…
Он бросил ее в костер, который развели во дворе солдаты для обогрева. Солдаты удивленно смотрели на своего капитана.
— Из-за этой книги мы воюем, — сказал он. — Она делала из людей фашистов. Вот чем все это кончилось. — Капитан кивнул на разрушенный городок.
Острокрыший, красночерепичный, недавно взятый в ожесточенном бою, он еще дымился.
Капитан пошевелил палкой в костре, хлопья сожженной «Майн кампф» разлетелись, как черные птицы с пожарища.
После войны Данила Чубаров заехал на станцию, где жил когда-то, к своей тетке и узнал от нее, что Шурка-Хлястик, теперь Александр Буравлев, вернулся с фронта старшиною с тремя орденами Славы и работает где-то не очень далеко воспитателем в трудколонии для несовершеннолетних преступников.
ВАН-ГОГ ИЗ ШЕСТОГО КЛАССА
Он был первым, кто подошел к Данилке в новой школе. Кончился урок, и Данилка застенчиво вышел из класса, удивляясь длинному светлому коридору, красивым картинам в рамках и паркетному блестящему полу. Ничего этого не было в школах, где он учился раньше: ни в деревне, ни на станции, откуда они недавно переехали сюда, в крупный промышленный город.
— Рисовать умеешь? — в упор спросил этот невысокий и крепкий мальчишка.
— Не-е, — растерянно протянул Данилка.
— Хочешь, научу? — требовательно предложил новый знакомый.
— Хочу, — сказал Данилка и сам удивился. Всего минуту назад он об этом и не думал.
— У нас кружок ИЗО есть, — напористо продолжал говорить мальчишка. — По вторникам и пятницам занятия. Вечерами. Записывайся.
Данилка согласно кивнул, хотя даже и не знал, что такое ИЗО. Он еще робел от новой городской жизни: и от шумного движения машин, и от запутанного лабиринта улиц, и от незнакомых учеников в школе.
У мальчишки — звали его Сашкой — был светлый вихор на лбу — «корова языком лизнула», щербинка в верхнем ряду зубов и серые внимательные глаза, будто он все время ко всему присматривается и изучает. Этот взгляд поначалу смущал Данилку.
Семья Данилки жила на окраине города, в бараке, у многодетной вдовой сестры отца; ютились все в небольшой комнате. Отец теперь работал на заводе и ждал, когда дадут квартиру. Сашка тоже жил в бараке почти рядом с Данилкой, и после уроков по дороге они окончательно и познакомились.