Рассказы мыла и веревки

Маленькая женщина в армейской форме что-то усердно набирала на клавиатуре компьютера. Увидев Никанорова, она сверкнула холодными синими глазами и представилась:

– Помощник военкома капитан Жукова! Что у вас?

– Прежде всего, мне нужен аттестат.

– Имя, фамилия?

– Никаноров Петр Петрович. Год рождения…

Жукова только что не уперлась носом в монитор:

– Вы военнослужащий? Работник оборонного предприятия?

– Нет.

– Значит, резервист. Странно. Вас нигде нет. Никаких данных. Откуда вы явились?

– Из тюрьмы, – неосторожно сказал Никаноров.

– Ложь! – реплика прозвучала, как разрыв снаряда. – Всех заключенных отправили на фронт еще в первую волну мобилизации!

– Мобилизации? – растерянно переспросил Никаноров. – И какую пользу могут принести заключенные на фронте?

– Враг израсходовал на них «умное» оружие. Во многом благодаря зекам война перешла в затяжную стадию.

– Не понимаю. Что еще за война? Говорю же: я сидел в тюрьме и ничего не знаю.

Голос Жуковой стал резок и сух:

– Теперь я, кажется, понимаю! Вы ведь политический? Да, политический! Ничем не могу помочь. «Политикам» довольствие не положено.

– Что же мне делать?

– Понятия не имею. У детей спросите. Вы ведь наверняка отмазали их от фронта! Ну-ка, посмотрим!

С минуту Жукова ожесточенно крутила колесико мыши. Потом сухие черты ее лица смягчились, она протерла глаза пальцами:

– Никак не могу привыкнуть, – пробормотала капитан. – Соболезную. Командир танкового взвода лейтенант Никаноров Илья Петрович геройски погиб в бою.

Никанорову показалось, будто его с размаху оглушили дубиной:

– Как… погиб.

– Пал смертью храбрых. Его танковый взвод ценой своей жизни уничтожил ракетные установки противника и этим задержал наступление – так написано в наградном листе.

– Но у него была отсрочка! Он же учился в университете!

– Всех слушателей военных кафедр отправили на фронт во вторую волну мобилизации… стойте! Здесь еще запись!

Жукова молчала целую минуту. Несколько раз она приоткрывала тонкий, чуть накрашенный рот, но каждый раз слова застревали в ее горле. Наконец она прокашлялась:

– Никанорова Анна Петровна, медсестра. Погибла в бою, прикрывая раненого.

Перед глазами поплыло. Никаноров покачнулся. Жукова вскочила, усадила его на стул, налила воды и зашептала:

– Это война! У вас дети – герои. Мои даже не доехали до фронта: всего одна «умная» бомба… их больше нет.

– Почему война? Откуда? Да говорите!

Жукова выпрямилась и, потрясая кулаками, воскликнула:

– Будь проклят тот, кто уничтожил ядерное оружие! Если бы я могла до него добраться! Своими руками бы разорвала!

– Может, надо было сдаться?

– Вы не представляете, что творится на захваченных территориях. Кто будет снабжать чужаков? Зачем? Людей сгоняют в фильтрационные лагеря и оставляют умирать. Потом остается только сжечь тела, и вопрос решен. Не нужно даже тратить патроны. Все происходит само собой. Вроде бы само собой…

В голове щелкнуло. Обломки картины сложились в единое целое: вместе с оружейным плутонием рассыпался в прах стержень, на котором держался хрупкий мир. Чья-то чаша перевесила. И этот кто-то без колебаний воспользовался своим превосходством, не боясь получить фатальный удар от слабого противника. Парадокс: чтобы жить, человечеству нужна смерть. Смерть во спасение.

Никаноров поднялся, смерил Жукову взглядом и решительно произнес:

– Товарищ капитан! Запишите меня добровольцем! За ошибки надо платить!

Домой он так и не попал. Вечером его, командира женского мотострелкового взвода, увез воинский эшелон – тепловоз и два десятка старых вагонов. Никаноров ехал сражаться с теми, кто пришел строить новый, прекрасный и счастливый мир. Только ни ему самому, ни его детям в этом мире не хватило места.

Несправедливое возмездие

Санек приоткрыл дверь в отделанный красным деревом кабинет. Тяжелый взгляд начальника скользнул поверх массивных очков.

– Значится, так, Николаич! – директор сдобрил свою речь отборным ругательством, – Надо срочно отбуксировать грузовик на станцию техобслуживания. Тягач с водителем ихний. Твое дело – сидеть в кабине прицепа и не жужжать. Понял?

Надрывно зазвенел телефон. Пухлая рука подняла трубку:

– Селиванов слушает! Сцепка готова, хрен тебе в ухо? Когда работать научишься, раздолбай? Двадцать минут балду пинаешь!

Трубка со стуком упала на рычаги.

– Николаич! Дуй к проходной! Мухой, туды тебя в качель!

Санек пулей вылетел в коридор и облегченно вздохнул. Близ царя – близ смерти. Особенно, если ты месяц назад нарушил правила дорожного движения и попал в аварию. Пустяковую, конечно, аварию, но все равно директор вывалил на него, Саню, тонны грязи. Хорошо хоть, пожалел – не лишил премиальных. Иначе – труба. А пока можно жить, пусть и отпуск летом ему не светит.

У проходной стоял красно-желтый КрАЗ с прицепленной к нему на жесткой сцепке двухосной «Сканией». Саня бросился проверять крепления. Его остановил грозный окрик из кабины тягача:

– Куда? Думаешь, я вечно ждать буду? У меня еще три ходки!

Санек поднял глаза и увидел знакомое лицо. Над правой бровью водителя белел уродливый шрам.

– Петюня! – заорал Саня. – Ты ли это?