— А теперь помоги пареньку-то с упрямой скотиной управиться. Да не косись так на него, не шпион ведь он, а хороший мальчишка. Его сразу видать…
После этого случая Спирька словно на целую голову вырос, повзрослел как-то сразу. А начальник заставы стал Спирьке чаще давать деловые поручения. На соседние заставы стал посылать его или в тыл — за почтой.
С этого времени и коня за ним закрепили — был у нас такой игреневый заводной конишка, как раз по Спирьке. В седле парнишка держался как настоящий джигит, лозу рубать мог, и шашка у него была своя — из обломков строевого клинка сделали. Когда за почтой или с поручением на соседнюю заставу ехал, давали Спирьке старый драгунский карабин. Стрелял он неплохо.
И вот как-то отправился Спирька свежую почту получить, красноармейские письма отвезти. А у нас в это время пограничники банду доколачивали — и банда-то так себе, с десяток сабель.
Спирька благополучно сдал почту, получил все, что полагалось, упрятал в переметные сумы, вскочил на коня и помчался к дому.
Время было осеннее, жара спала, дождички изредка перепадать стали, и в балках опять травка зазеленела. А воздух такой свежий да чистый, кажется, на сто километров можно разглядеть все до последнего кустика. Только Спирьке совсем невдомек, что так хорошо и свежо кругом. Поджимает шпорами коня и радешенек, что теперь он не просто Спирька, а самостоятельный пограничник и может не только над конем свою власть показать, но, ежели потребуется, вступить в бой с врагами. Думает он так, и радостно у него на душе от вольных мыслей и от ветра, который в ушах свистит да в грудь упруго давит.
И вдруг впереди на дороге два всадника появились. Залп — и Спирька повалился вместе с конем. «Бандиты!» — промелькнуло у него в голове. А конь уже ногами бьет, голову напрочь откинул, храпит — кончилась его жизнь. Выбрался Спирька из-под коня и смекает, что делать. Бандиты на дороге стоят, винтовки перезаряжают. Спирька тоже за карабин взялся, пристроился за спиной коня и открыл огонь. И бандиты палить начали. Но у Спирьки небольшое преимущество: он за убитым конем, как за бруствером, скрывается, а бандиты со всех сторон открыты.
Пограничные бои скоротечны и жестоки — кто кого. Спирька понимал это и дорожил каждой минутой. Вот один бандит как-то неловко скатился с седла. Лошадь его вздыбилась, повернула назад и понеслась. И у Спирьки из ноги уже кровь сочится, но парнишка бьет и бьет из карабина и никакой боли не чует. Какая-то дикая радость его обуяла, когда увидел, что бандита подстрелил.
А второй не отступает. С коня спрыгнул, прилег за камень и стреляет. И Спирька стреляет, но не берут пули бандита. А Спирьку опять что-то больно кольнуло, плечо заныло, и в глазах черные мухи замелькали. Рука словно не своя стала, совсем не слушается. Но Спирька теперь уже не о себе думает, а как бы пограничная почта врагам не досталась: куда с ней деваться? Отстегнул он подпруги на убитой лошади, стащил седло и пополз, прикрываясь им. А голова-то не слушается, сознание то и дело затемняется. И уже не слышит Спирька громового перестука конских копыт.
Это спешат пограничники. Выстрелы услышали.
Спирька пришел в себя на заставе.
Я помогал лекпому перевязывать его. Терпеливый парень, даже не застонал ни разу, только зубами скрипел. А увидел меня — глаза слегка заблестели, спрашивает:
— Дядя Матвей? Хорошо, что вы. Вот… а мне ведь ни капельки не больно.
— Ну, ну, ты это брось, парень!
— Правда. Только голова немного кружится. Дядя Матвей, как вы думаете, есть у меня теперь пограничная отвага или нет?
Я успокоил его, да и как иначе — ведь подвиг совершил мальчишка, а такое не каждому человеку в жизни доводится.
Каримбаба Гусейнов
Ранней весной начальник заставы стал посылать меня в колхоз, который организовался недалеко от нас.
Объединились на совместную работу и жизнь десятка четыре бедняков. Трудно им было и пограничники всем, чем могли, помогали.
Время шло к севу, надо было плуги готовить, бороны, прочий сельхозинвентарь; надо было лошадей ковать, телеги ремонтировать. Вот поэтому и посылал меня начальник чаще, чем других. И сегодня, как только я собрался туда ехать, он и говорит мне:
— Ты уж, товарищ Вьюгин, вникай там, пожалуйста, во все дела — не в гости едешь. К народу прислушивайся, помогай и делом и советом. Обстановка, сам знаешь, какая. Колхоз слабый, только вторую весну нынче справлять будет. Он сейчас похож на молодое деревце, которое только что в грунт высадили — жить охота, а корешки слабые, за землю еще как следует не уцепились. Досмотр ему нужен, чтобы тварь какая-нибудь не сгубила. В общем, проводи там политику Советской власти. И совестно будет нам, чекистам, ежели мы свое родное детище на ноги не поставим. Как ты думаешь?
— Положительно думаю, товарищ начальник. Обязательно поставим на ноги. Все поднимемся и вытянем.