Рассказы израильских писателей

— Итак, со вчерашнего вечера и до утра я все время думала. Я не спала всю ночь. Слушайте меня внимательно. Есть у нас на втором курсе биологического один красивый парень. Да, очень красивый. Говорят, что во время войны он был беспощадным. Но если бы вы видели, как он смеется! Хотя возможно, что вы замечаете в людях совсем не то, что замечаю я. Во всяком случае, он мне нравится. У него тонкие руки пианиста… Нет, у пианистов обычно короткие, толстые пальцы, например у Стравинского на рисунке Пикассо. У моего парня пальцы тонкие, но крепкие. Ох, какие они крепкие…

Хава забыла о своем решении говорить на чистом литературном иврите. Ритм ее речи ускорился и незаметно перешел в сплошной галоп с короткими паузами.

— В конце концов мне наплевать на то, что о нем говорят. Меня сразу потянуло к нему, и я согласилась при первой же возможности встречаться с ним. И мы встречались, везде, где придется. В кафе, в клубе. Мы часто гуляли вместе. Вы знаете, что позавчера я сдала последние экзамены и решила по этому случаю устроить для себя небольшой праздник. Чтобы повеселиться как следует. И я сказала, что вечером зайду к нему и вытащу его из лаборатории. Но получилось так, что он сам пришел ко мне, хотя и позже. Он тогда был очень занят в лаборатории, но это неважно.

Я готовилась к его приходу. Нарядилась, причесалась. Долго вертелась у зеркала. У меня в комнате стоит большое зеркало, во всю стену. И я видела в нем не только свое лицо, но всю себя, все свое тело и думала: я тоже красивая. И еще были у меня разные мысли… Может быть, нескромные, преждевременные, но они сами приходят как-то в голову при подобных обстоятельствах… И вот он пришел.

Мы расцеловались. Он целовал меня молча, уверенно, не спеша… Вы, вероятно, понимаете, что я имею в виду? И все это время, представьте себе, он молчал. Кроме отрывистого «здравствуй», которое он произнес у дверей, больше ни звука… Мы целовались, я перебирала его волосы, ласкала их, взлохматила его шевелюру, потом пригладила ее руками. Я была очень счастлива. Я испытывала радость жизни. Неужели же он мог быть на войне жестоким?

А теперь я расскажу вам, как он заговорил со мною. Но это было уже потом, после того, как мы любили друг друга… или как это назвать… Я лежала на спине, прикрытая простыней, а он лежал рядом. Ему, должно быть, было жарко. Я открыла глаза и вижу — он смотрит на меня. Оперся на локоть, слегка приподнявшись, и не сводит с меня глаз. Я была убеждена, что он смотрит мне в глаза, но оказалось, он смотрит на мои губы. Я знаю, что они у меня не безобразны, и я спросила его, в чем дело. А теперь я точно передам его словами все, что он сказал мне. Он начал с такой фразы:

«Сегодня ночью шел дождь в Иудейской пустыне».

Я удивилась: к чему бы это? Но я ведь медичка, я сообразила.

«У тебя, вероятно, ревматизм, раз ты почувствовал дождь?»

Но я тут же поняла, что сказала глупость, и не знала, как мне выпутаться. Я приласкала его, а он сказал:

«Забудь свою медицину. Это совсем ни к чему».

Я почувствовала, что он как бы отдаляется от меня, хотя он даже не пошевелился. Это ощущение шло от выражения его лица — на нем появились сердитые складки, оно как бы сморщилось. Тогда я стала шептать ему самые ласковые слова: милый, любимый, желанный… Потом я призналась, что сболтнула про ревматизм, так как хотела его поддеть. Немного погодя, уже другим тоном, я спросила:

«А откуда все же ты знаешь, что там… в Иудейской пустыне ночью шел дождь?»

Он ответил:

«Это видно по твоим губам. Они накрашены, я целовал их, и краска вся сошла, остались еле заметные следы, словно трещинки… Видела ли ты когда-нибудь рельефную карту Иудейской пустыни? Видела ли ты, как дождь смывает бурую землю и несет ее в вади?»

Не правда ли, странно? Что вы на это скажете, доктор? А теперь слушайте дальше. Он сдернул с меня простыню и сказал:

«Если бы это было плодом, то я бы его вкусил».

«Что?» — спросила я. На сей раз я постаралась не впутывать сюда медицину. А он все смотрел на меня. Затем прикоснулся пальцем к моей груди и сказал:

«Знаешь, это — дерево».

«Ладно, пусть будет дерево», — подумала я. Далее, видно, последует объяснение. Я ждала, а он, опустив голову, стал целовать мою грудь и вдруг сказал, что на дереве есть колючки…

Затем мы несколько минут лежали молча, мне захотелось снова услышать его голос, и я спросила о дереве. Что он хотел этим сказать?

«Ты знаешь, как были созданы твои груди?» — прошептал он.

Я пожала плечами и закрыла глаза в знак того, что не знаю.