Рассказы израильских писателей

— Что ж, я поддерживаю. Очень дельное предложение! — сказал, усмехаясь, один из членов израильской делегации. — Но при условии, что нашим людям будет разрешено свободно переходить границу…

— Ваши шелкопряды переходят границу, ни у кого не испрашивая разрешения, — в тон ему ответил какой-то араб и громко рассмеялся.

— Но то же делают и ваши диверсанты, — парировал удар под дружный хохот кто-то из израильтян.

Когда в результате шутливого «обмена любезностями» атмосфера вражды и отчужденности испарилась, наш энтомолог вынул из футляра фотоаппарат.

— Уважаемые коллеги! Я предлагаю запечатлеть на снимке сей исторический визит в вашу гостеприимную страну.

Идея понравилась. Все как один поднялись со своих мест и, когда машина остановилась, вышли на дорогу и столпились у автобуса в ожидании съемки. Но вдруг перед фотоаппаратом выросла грузная фигура мистера Сандерса. Прикрывая ладонью объектив, он произнес начальственным тоном:

— Согласно инструкции ООН, строжайше запрещено фотографировать в пограничной зоне.

Разочарованные, мы молча вошли в автобус, лишь один Зисман что-то весело насвистывал. Сердито взглянув на него, я спросил:

— Господин Зисман, чему вы так радуетесь?

— Я этого олуха обдурил, — ответил он мне шепотом подмигнул и стал возиться со своим аппаратом.

Когда наконец машина остановилась и мы, утомленные поездкой, вышли на свежий воздух, я так и застыл на месте, пораженный представшей передо мной панорамой. Мы находились в долине, в самой гуще леса. Прямо напротив нас вздымалась огромная скала, заросшая кустами и дикими вьющимися растениями. Когда мы с Саидом достигли домика, стоявшего на вершине скалы и сложенного из неотесанных камней, я, обессиленный, опустился на колоду, которая стояла у входа. Место показалось мне необитаемым, и велико было мое удивление, когда из хижины послышались звонкие голоса. Я взглянул на Саида. Его глаза вдруг оживились, в них засветилась радость. Он трижды ударил в ладоши, и по этому зову из хижины вышла стройная женщина с ребенком на руках.

— Захара, подойди сюда. Я хочу познакомить тебя со своим старым другом — лесником Гилеадом, о котором я так много тебе рассказывал.

Протянув руки к ребенку, он сказал с удивительной для его возраста нежностью:

— Амина, голубка моя, солнышко мое, пойдем к папе!

Спустя минуту сюда поднялась вся наша компания.

Мы расселись на низких скамейках, и вскоре маленькие чашки горячего кофе обжигали нам пальцы. Быстро проглотив свой кофе, мистер Сандерс повалился на подстилку и вскоре захрапел с такой силой, будто у него в ноздрях гулял хамсин.

Все здесь дышало покоем. Побеленные известкой стены, скромная утварь, висячая люлька малышки — все создавало домашний уют. Но каждый раз, когда мимо меня проходила Захара, мне было как-то не по себе. Саид, видимо, это заметил и, нагнувшись ко мне, доверительно зашептал:

— Гилеад, взгляни на деревья. Ты видишь, как они пышно разрослись после пожара? Когда смотришь на них, кажется, что лес переживает сейчас свою вторую молодость… И я тоже. Более десяти лет прожил я бобылем на этой скале и все думал о погибших. Я ничего не замечал, не видел происходивших вокруг перемен. Днем и ночью я думал только об одном, всецело отдавшись страшным воспоминаниям. Но тем временем деревья сбросили с себя обгоревшие лохмотья и облачились в новые зеленые халаты… Однажды рано утром, покинув свою нору, я вышел на ежедневный контрольный обход участка. И вдруг среди деревьев я увидел женскую фигуру. Это была Захара…

Гилеад прервал свой рассказ. Поглаживая длинный седой ус, он как-то странно смотрел на нас: один его глаз слегка косил, и в нем играла хитрая усмешка, а другой глядел серьезно, и взгляд его как бы тонул в бездонном печальном омуте…