Голос был тренированный, звонкий и холодный, как стеклянная роза. Дрожь в мускулах напомнила Муму: «Ты ненавидишь Шаула. Он твой враг».
А маленький Михале, чьи волосы были похожи на венец из голубиных крыльев, сказал:
— Шаул — трус. Он убегает от змей. Я сам это видел.
Муму смеялся. Его шаги были уверены и тверды.
— Но ты останешься у нас, это правда? — лепетал Михале.
Шмуэл тем временем уже успел накормить телку. Он подтолкнул ее в сарай и закрыл двери.
— Папа, правда, он у нас останется?
Маленькая неуверенность замерла в воздухе, эластичная, похожая на каплю воды, повисшую на кончике крана.
— Конечно, — ответил Шмуэл, — конечно, останется. Мы одна семья.
Капля воды оторвалась и замерла, словно серебряный язык колокольчика.
Муму хотел погладить голову мальчика, но почему-то не смог.
Остальную часть дня Муму кружил по двору. Он познакомился со старшим сыном Нати, много слушал, но мало говорил. Сидя под фиговым деревом, он молчал. Он поверил, что многое позабыл и, возможно, для него начинается новая жизнь. Однако все это время желтый попугай неугомонно кричал ему в ухо:
«Не верь ты им! Не верь!»
Когда вечером Муму улегся на мягкую постель, он услышал, как собачонка царапает дверь. Он вспомнил мальчика, который стучался вот так же в чужую дверь. Когда его спросили, почему он стучит, он ответил: «Потому что спать на улице не очень удобно». Мальчик был в возрасте Михале. Но разве могло быть, что эта история случилась именно с ним, с Муму?
Он уснул. Ему приснилось, что отовсюду смотрят на него маленькие глазки собачонки, которые то расширяются, то подымаются и опускаются, как животики у шаловливых кроликов. Он тотчас узнал глаза Михале и захотел погладить его по крылатым волосам.
Муму проснулся, он хотел было открыть дверь, чтобы собачонка вошла, но почему-то не смог этого сделать.
Дни настали ароматные и жаркие, как овощной суп Брурии. И хорош был ее суп тем, что обжигал он язык и нёбо и давал Муму лишний повод молчать. Его молчание благодаря этому становилось незаметным и не падало как камень на беспрестанно галдящий стол Коренов. Брурия много смеялась. Ее смех вырывался прямо изнутри большого, вызывающего страсть и волнение бюста. А Шаул, бывало, щипал ее, вызывая визгливый смех. Его меткие шутки, ловкое и острое слово наполняли весь дом, выводя Муму из терпения и заставляя его быть еще молчаливее. В таких случаях он лишь цедил сквозь сжатые зубы: «Иду спать. Завтра вставать рано». И бежал в постель, где его ждала приключенческая книга, постоянно лежавшая под подушкой.
А по утрам здесь действительно все встают очень рано, вместе с утренним туманом, поднимая соленые от пота и тяжелые от жары и усталости тела. Работы так много, что ум тупеет и все на свете забывается. Правда, иногда бывало, что в такой день небо вдруг становилось ласковым и с его высоты выглядывала терпеливая и покорная судьбе ослиная голова Сташка.
И все же приятных часов в доме Коренов стало больше. Что-то здесь изменилось. Поглаживая крылатую голову Михале, Муму чувствовал, что тот этого страстно ждал. Однажды он поймал себя на том, что ему вдруг стал приятен милый, беззубый детский смех Шмуэла. Поймав себя на этом, он, конечно, тотчас же «исправил» себя и уставился в пространство, что позволяло его взгляду избегать людей, проходить мимо них, не встречаться с ними.
Не удивительно поэтому, что из-за своей ненависти к Шаулу он не знал, каков цвет его глаз. Он не знал также, в какой руке Брурия держит ложку, когда хлебает суп. Он, который с исключительной точностью знал, сколько деревьев в третьем ряду цитрусового сада и сколько приготовлено мешков удобрения, не знал, каков цвет волос Шмуэла и в каком именно месте у Брурии поднимаются ее привлекательные груди. Он только слышал ее смех, который жирным эхом отзывался по дому и откликался: «Я здесь, а ты где?»
Черт возьми! Не иначе, кто-то наступает на соски ее смеха!
Как было уже сказано, дни в цитрусовом саду стояли ароматные и жаркие. Руки Муму подвязывали ветки, окучивали деревья, вспахивали, унавоживали, поливали. Муму возненавидел Шаула, постоянно работавшего на расстоянии нескольких рядов от него, всего на расстоянии нескольких рядов.
В этот день утром Шмуэл находился на участке, где росла люцерна, Брурия работала на птицеферме, Нати ловил рыбу, Шаул и Муму копались в цитрусовом саду, а маленький Михале вертелся около Муму, выкапывая из сырой земли червей. Время от времени он дразнил Лодера — огромную пастушескую собаку на соседском участке.