Рассказы из всех провинций

Да, нет на свете ничего горше безденежья. И лживость, и раболепие, и вообще все пороки проистекают от бедности. Говорят, что всяк в нашем мире наполовину мошенник. Вы же, судя по всему, — и того более. Такая жизнь недостойна Вас, мужчины. Подумайте хотя бы о детях и возьмитесь наконец за ум.

Ваш Гондаю, хозяин лавки «Мацумаэ».

Писано в Эдо 8-го месяца 9-го дня.

Бегство, приведшее к двум подносам

Г-ну Кикиэмону,

в лавку «Тадая»

Спешу поделиться с Вами своим горем и сообщить, что с внуком моим Тёитиро случилось несчастье. И все по вине няньки, которую я взяла в дом этой весной. Не сообразила я, глупая, предупредить ее, чтобы, когда возится с ребенком, не втыкала в прическу гребней и шпилек с острыми концами!

Прежде эта самая нянька служила в доме какого-то оптовика и там привыкла наряжаться куда более щеголевато, чем приличествует женщинам ее положения. Но я прикинула, что за семьдесят мэ серебром в год лучше держать в доме служанку приятной наружности, нежели какое-нибудь чучело, и наняла ее к внуку. Скромным видом она и в самом деле не отличалась, но оказалась добросердечной, в работе отдыха себе не давала — весь день вертелась волчком, а если с кем и водила дружбу, то лишь с людьми достойными, так что я нарадоваться на нее не могла.

Но вот однажды, взяв на руки Тёитиро, она не заметила, как край гребня коснулся кончика его носа, а шпилька воткнулась ему прямо в левый глаз. Из глаза хлынула кровь, и малец плакал так, что казалось, сейчас испустит дух.

Ну, мы сразу же принялись врачевать рану, и Тёитиро в конце концов поправился, только ослеп на один глаз. Уже одно это было для меня страшным горем, а тут еще вслед за левым стал отказывать правый глаз. Видно, такая уж кара выпала мне за прегрешения, что мой единственный внук с малолетства превратился в калеку. Уродился он здоровым, крепким ребенком, ничуть не хуже других, и я все мечтала, как он вырастет и станет мне опорой в старости. Напрасно мечтала. Вот горе какое! А людей недобрых по нынешним временам немало, — бывает, завидев моего Тёитиро, кто-нибудь начнет тыкать в него пальцем и потешаться: «Глядите-ка, вон идет побочный сын слепого принца Сэмимару!»[315] От таких слов я прихожу в ярость. Но что поделаешь? Приходится терпеть, хотя душа болит.

До сих пор я ничего Вам не писала о матери Тёитиро, моей невестке, но теперь скрывать не стану, — она злодейка, каких еще не видывал свет. Завела себе на стороне мужчину, целых два года, а то и больше тайно с ним встречалась. Но, как известно, семьдесят пять раз сойдет, на семьдесят шестой — попадешься. Так и случилось: в один прекрасный день их кто-то заприметил, и пошли слухи, так, мол, и так. В конце концов об этом прослышал Тёносин. Неловко хвалить своего сына, но должна прямо сказать, что повел он себя достойно — хорошенько все обдумал и без лишнего шума, без ругани стал следить за негодяем, который спутался с его женой. Так она, проклятая, каким-то образом проведала об этом и подговорила своего любовника убить Тёносина. И после всего этого у нее еще хватило наглости оплакивать покойника! Мне и в голову не могло прийти, что она повинна в смерти Тёносина, я сдуру жалела ее и вместе со всеми старалась ободрить. А она, негодная, убивалась лишь для того, чтобы ее ни в чем не заподозрили, и все требовала, чтобы схватили убийцу. Она разжалобила слезами самого наместника сёгуна, он провел расследование, но время шло, а преступника обнаружить так и не удавалось.

«Поистине все изменчиво в этом мире!» — думала я, глядя на невестку, которая раньше времени овдовела. Тёитиро она родила уже после смерти мужа и, даже лаская малыша, не забывала о своем горе. На все это нельзя было смотреть без слез.

Тем временем ее любовник, опасаясь, как бы его не заподозрили в убийстве, однажды ночью взял и сбежал. Достигнув переправы Кувана в Исэ, до которой пять дней ходьбы от Ямато, он решил сесть на корабль вечером, дождавшись попутного ветра, и остановился передохнуть в гостинице. Спросил себе еды, приготовленной на скорую руку, и незаметно задремал. Но не успел он увидеть и первый сон, как ему принесли блюда, которыми славится эта местность: суп из устриц и жареных моллюсков.

«Проснитесь, проснитесь, — принялись будить его служанки, — кушать подано». Открыв глаза, беглец увидел перед собой два подноса. «Зачем мне два подноса? — спросил он. — Ведь я один!»

«Как же так? — ответили на это служанки. — Мы сами видели, как вы вошли с каким-то господином. Куда же он подевался?»

Беглец рта не мог раскрыть от удивления, а тут еще подошел хозяин гостиницы и сказал: «Честное слово, все видели, как вместе с вами сюда вошел какой-то господин». На вопрос постояльца, как же тот выглядел, хозяин принялся подробно рассказывать, что лет ему с виду тридцать пять, что он полнотел, с курчавыми волосами и чуть приплюснутым носом. На веке у него — след как от чирья. Одет в авасэ из шелка татэдзима, поверх авасэ — накидка цвета хурмы.