Вот отсюда и начинается по-настоящему наш рассказ про Ваню-трубача.
Подходил уже к концу первый год армейской службы, и Ваня пообвыкся в ансамбле, со всеми давно перезнакомился и прочно занял место второй трубы. Хотелось, конечно, иногда и первую партию сыграть, но Пашка – первая труба ансамбля – только дружески похлопывал по плечу, да приговаривал: «Не лезь поперед батьки в пекло, сынку!» Служить оставалось Пашке совсем чуть-чуть, так что Ваня не особо беспокоился: придёт день, и его соло будет звучать ярко, убедительно, пронзительно и задорно.
Перед самыми октябрьскими праздниками Пашка уехал домой, навсегда распрощавшись с армейскими друзьями, и оставив Ивану толстенную папку нот.
Добросовестный Ваня, пожелав другу счастливой гражданской жизни, просмотрел все нотные листки и с удовлетворением обнаружил, что почти всё он уже знает наизусть, а то, что не знает, особой сложности для разучивания не представляет.
Надвигался с несокрушимой силой великий всенародный праздник, и к празднику этому ансамбль начал готовить новую программу. Наконец-то сбылись мечты Ивана – обнаружил он в одном из музыкальных номеров замечательное по красоте соло для трубы. Дух захватывало от такого великолепия!
Представлял уже себе в воображении своём Иван, как встаёт он, прижимает мундштук к губам, и взлетает над слушателями и над всем миром звонкая песня трубы его!
Так было сладко Ивану грезить об этом, что стал он усиленно репетировать, урывая минуты даже от еды и сна. Уходил в укромный уголок, поднимал трубу, закрывал глаза и отделялся, словно, от земли – репетировал, репетировал, репетировал, пока не отрывали его какими-то армейскими надобностями друзья его.
Последние три дня перед концертом никто Ивана и не видел почти, где он прятался, где готовился, где мечты лелеял – про то нам не известно, а сам Ваня не рассказывал.
И начался долгожданный концерт.
Первое отделение закончилось под нескончаемые громовые овации. Два раза раздвигали занавес, чтобы артисты могли покланяться перед восторженной публикой. А публика была непростая: всё больше генералы с жёнами, ветераны в блеске орденов, руководители предприятий, да партийные величины. Лишь балкон заполняли зрители попроще. Оно и понятно – праздник был не простой, а юбилейный, тут без приглашения высоких чинов и первых лиц не обойтись.
Оставив в антракте инструмент на лежать на стуле, вышел Иван вместе со всеми, но был необыкновенно сосредоточен, анекдотами трещать да шутками шутить и сигаретками дымить не стал, а удалился в ближайшую репетиционную комнату, заперся изнутри, воображаемую трубу приложил к губам, закрыл глаза и стал беззвучно повторять своё соло, готовить свой звёздный час. Что-то показалось ему не так, повторил ещё разок, потом ещё и так увлёкся процессом, что когда вышел в коридор, то обомлел – там никого не было.
Противная холодная змейка нехорошего предчувствия пробежала по телу Ивана и проникла в душу. «Неужели звонка я не услышал?!» – пронеслось в голове. Бросился он за кулисы к сцене, влетел и точно: весь ансамбль уже на местах. Хор стоит, вытянувшись, перед хором сидят музыканты, занавес раскрыт и дирижёр застыл в почтительном поклоне.
Ужас опрокинул на Ивана ушат холодного пота, и пожар скачущих галопом мыслей вспыхнул в мозгу: «Опоздал! Что делать?!»
Дирижёр повернулся к оркестру и, не заметив отсутствие трубача, взмахнул палочкой. Полилась мелодия, которую ждал Иван все последние дни, которую любил, как невесту, в которой были все его чаяния и надежды.
Заметался он за кулисами, пытаясь найти выход.
«Выйти строевым шагом… Нет, это же не марш! Акробатическим прыжком выскочить… Бред! Что делать?! Играть отсюда, из кулис? Чушь! Как же отсюда, труба-то на стуле… Сразу все поймут… Господи, что делать?! – металось в пылающей голове, – Один есть только выход! Да, один! Между оркестром и хором имеется промежуток с полметра шириной. Проползти… по-пластунски, как в школе учили на НВП. Успею!»
Приободрённый внезапным озарением Ваня сверкнул глазами, опустился аккуратно на четвереньки, затем притиснул живот к доскам сцены и пополз, извиваясь, как огромная зелёная змея.
Сначала ползти было легко – путь казался прям и свободен, но ближе к центру сцены возникло непредвиденное препятствие: кто-то из музыкантов сдвинул вдруг свой стул ближе к хору, и продвигаться пришлось, почти повернувшись на бок. Ползти на боку Ивана никто не учил, но он упорно, как рекламный заяц с батарейкой «энерджайзер», стремился к своему звёздному часу, машинально считая оставшиеся до него такты и стирая в хлам локти рукавов концертной формы.