Рассказы и повести

Работа в лётном училище, привила мне профессиональную привычку, следить за действиями курсанта, делать замечания, страховать его при предельных отклонениях в пилотировании самолёта. И уже летая вторым пилотом в Латвийском управлении ГА, нет-нет да я и делал подсказки, намёки на отклонения, как мне казалось, от норм или лётных правил. Мой командир Анатолий Степанович Новаторов обычно спокойно, молча, реагировал на это. А вот в других экипажах в таких ситуациях командиры отпускали в мой адрес резкие реплики:

«Твоё дело правое, сиди и молчи, выполняй мои указания, и жди получку».

Правда, старшим лётным начальникам, отзывались обо мне положительно.

И на этот раз, по моей оценке, мы рулили быстро. Уже оставалось менее половины ВПП аэродрома «Румбула» (теперь там городские кварталы).

— Быстро рулим, проговорил я вслух, вроде обращался к бортмеханику, сидевшему между мной и командиром. Командир посмотрел на меня, в его взгляде я прочитал: — Кого учишь? Нажал на тормоза и самолёт по его воле резко затормозил так, что мы резко наклонились вперёд по инерции.

— А что скажут пассажиры, продолжал я? В кабине все молчали. Самолёт вновь быстро набирал скорость. До конца ВПП оставалось метров триста. Командир начинает тормозить, но самолёт плывёт, вроде и нет тормозов. Мы попали, как осознали потом, на место, где приземляются самолёты оставляя след от резины, да ещё слой воды. С незначительным снижением скорости наш корабль приближается к концу ВПП и мы съезжаем на грунт. Бортмеханик Ян Сирмайс с характерным латышским акцентом говорит: — А второй был прав.

Анатолий Степанович даёт команду увеличить обороты правым двигателям, и мы на повышенной мощности разворачиваемся на грунте на 180* и выруливаем на полосу.

— По крайне мере нужно зарулить на стоянку, осмотреть шасси и самолёт, произносит механик.

— Всё нормально, полетим. Взлётный режим всем двигателям! командует командир, и мы взлетели.

Взлёт прошёл нормально, шасси, закрылки убрались как всегда.

Набираем высоту. Штурман Николай Козлов говорит: — Слушайте, сейчас нам дадут какую-то команду. Но никто ничего не сказал, а просто перевели на другую частоту и на связь с Минском.

На высоте3000 метров вышли из облаков. Солнце заполнило кабину утренним светом и теплом. Но нам было совсем не весело. Летим молча, каждый по- своему переживает случившееся.

Первая посадка в Киеве. Приземлились на новую, длинную ВПП аэропорта Борисполь без всяких проблем. К нашему счастью стоянку дали далеко от аэровокзала. Вышли, осмотрели шасси. Всё вроде исправно, но колёса все в грязи и песке и весь фюзеляж грязный. В общем, привезли латвийскую землю в Украину.

Командир отдал мне полётное задание и отправил нас со штурманом готовиться к следующему перелёту. Когда мы вернулись к самолёту, то увидели чистые колёса, стойки шасси и весь самолёт и довольного бортмеханика. Ян Сирмайс разводил руками и пояснял нам: — Колёса «перегрелись» вот и вызвали машину с водой для охлаждения.

— А бетон тоже нагрелся? пошутил с горечью я.

— Его то- же вымыли.

Удивительно прочно сделан наш самолёт, заметил подошедший бортрадист Вячеслав Шубенков. Ты конечно молодец, продолжал он, но нужно было настоять, осмотреть самолёт в Риге. Меня волнует, чем был расстроен командир перед вылетом? Наверно снова поругался с женой. Пока всё хорошо, но чем закончится всё это? Хорошо если дождь будет продолжаться, то хоть зальёт наши следы от колёс и руководитель полётов объезжая ВПП не заметит нашу промашку. А, в общем, мне стыдно, продолжал он, за вас и за себя. Не настояли. Ты уж больше ничего ему не говори, обратился он ко мне, только, пожалуйста, контролируй его при заходе на посадку в Сочи, аэродром — то сложный.

В Сочи мы отдыхали два дня. Но это был не отдых. Ни на море, ни в город мы не ходили. Мы ожидали самолёт, и что нам скажет прилетевший экипаж. На второй день Анатолий Степанович с грустью сказал мне: — Да, поторопился я, сделал, а потом подумал. Запомни, будешь командиром, всегда прислушивайся к советам членов экипажа и уже тогда принимай решение.

Прилетевший экипаж передал нам самолет, но никто ничего не сказал. Мы несколько успокоились и полетели домой.

В Риге нам дали стоянку напротив аэровокзала. Выходят пассажиры, мы сидим на своих местах и не спешим покидать самолёт. Смотрим, к самолёту идет командир лётного отряда, старший инженер и ещё несколько человек.

— По нашу душу, говорит штурман, готовьте пилотские. Однако эта свита встречала важную персону, пообщались и пошли в депутатский зал отмечать встречу. А мы от волнения и переживаний забыли, что талоны в пилотском свидетельстве вырезают в кабинете, а не в самолёте. И уже спокойно покинули самолет.

Так этот случай остался незамеченным, а может кто-то знал, но не предал огласке. Но след остался на всю последующую лётную деятельность.

Впоследствии я никогда не позволял себе быстро рулить. Это комфорт для пассажиров и безопасность. Особенно это было важно в Африке, где по полосе могут ходить люди, животные, машины, а кое — где и железная дорога пересекает лётное поле.