Посетили памятник броненосцу «Русалка» и помянули моряков, погибших при взрыве на мине в 1893 году на Таллинском рейде. Их было 177 матросов и офицеров. На гранитном постаменте возвышается бронзовый ангел. У основания выбиты имена всех погибших моряков и надпись:
«Россияне, не забывайте своих героев мучеников».
Через четыре дня мы вновь на заводе. Виктор Шмондин принимает самолёт, я получил парашюты, лётную документацию и подписал полётное задание на испытательный полёт. Надеясь на то, что заводские специалисты и мой механик проверили готовность самолёта, я ограничился обходом вокруг самолёта. Проверил, все ли струбцины сняты с рулей, потрогал стабилизатор, отклонение руля поворота, убедился, нет ли посторонних предметов в кабине. Выслушав доклад механика, что заправка полная, двигатель прогрет, самолёт готов к полёту. Дал ему команду, занять вторую кабину, в воздухе проконтролировать работу двигателя на всех режимах.
Пробежав по бетону 200 метров, мы энергично ушли в набор высоты. Под нами было озеро Юлемисте, на восточном берегу которого находилась взлётная полоса. Нам разрешили выполнять задание над озером на высоте 1000 метров и выше. Набирая высоту по спирали, мы наблюдали синеву Финского залива, зелень парка Кадриорг, башню церкви Святого — Олафа высотой 124 метра, величественный купол православного Александра — Невского собора, Таллиннский морской порт, короче всё, где мы были и что видели в городе, сейчас любовались с высоты.
Мотор работал отлично. Воздух был спокоен. Самолёт был послушен моей воле. Выполнены глубокие виражи влево, вправо, пару бочек и после боевого разворота я перевёл Як на снижение, убрав режим двигателя на малый газ.
Моё удовлетворение от лёгкости управления и наслаждение от полёта нарушил тревожный голос Шмондина:
— Командир! Увеличь обороты двигателя, пламя от выхлопа может поджечь нас, топливо на крыле.
По крылу растекался бензин, оставляя след за крылом. Увеличив обороты, пламя исчезло, на повышенных оборотах оно всё сгорало в моторе. Запросив экстренное снижение и посадку, выпустил шасси и тормозной щиток и на увеличенных оборотах по кратчайшему пути зашёл на посадку. Стрелка топливомера лежала ближе к нулевой отметке.
Авиазавод находился рядом с ВПП и после пробега по полосе мой Як по инерции катился к заводской стоянке. Перед стоянкой вращение винта остановилось, стало тихо, топливо кончилось.
В присутствии работников завода Виктор Шмондин открыл лючок, прикрывающий заправочную горловину. На горловине была крышка, но меньшего размера и не закрывала плотно топливный бак.
Все махали руками, ругались, кричали, выясняли, кто и когда заправлял самолёт. Но заложниками были мы. Мой механик понадеялся на заводских техников, а я на Шмондина и не проконтролировал его, как всегда делал при приёмке самолёта на заводе.
Могло случиться непоправимое, пожар в воздухе, в лучшем случае, посадка без топлива вне аэродрома.
Взлетно-посадочная полоса (ВПП) для лётчиков, так же дорога, как космодром для космонавтов. На нашей планете их много и они разные. Одни оборудованы современными светотехническими и электронными средствами. Их точные посадочные системы позволяют взлетать и приземляться в любую погоду. Но есть и другие ВПП: грунтовые, покрытые асфальтом или бетоном, обозначенные специальными знаками или простыми огоньками, по краям и иа конце. На эти полосы, можно производить посадку только при хорошей погоде, при этом от лётчика требуется проявлять максимум внимания и иметь хорошую выучку. Есть аэродромы, на которых имеется целый комплекс ВПП, с прекрасным оборудованием, позволяющим взлетать и садиться при любой погоде и любой силе ветра, (например в Амстердаме аэродром Schiphol имеет шесть ВПП).
Любые взлётные полосы памятны нам, лётчикам, почему? Да потому, что с них мы уходим в небо, где осознаем себя как бы другими людьми в этой небесной синеве.
Пролетев тысячи километров, порой преодолев циклоны, пыльные бури, тропические ливни, находим нужный нам аэродром, например в Экваториальной Африке, в Бурунди, о которой даже не все слышали. Заходим на посадочную полосу, расположенную среди гор и тропических лесов и приземляем на неё свой корабль, а вернее — возвращаемся на Землю.
Вот по одной из таких рядовых ВПП, типичных для нашей страны 70 годов, мы рулили в другой её конец, что бы после взлёта уйти по курсу на маршрут. Прошедший дождь оставил большие лужи на неровных плитах бетона и слой воды. Дождя вроде не было, но сыпала мелкая туманная морось. Было хмурое утро, типичное для Прибалтики, в частности для Риги. Наш Ил-18 катился, рассекая лужи, набирая скорость, командир притормаживал, но тяга четырёх двигателей ускоряла снова наш бег.