Читаем Рассказы и очерки полностью

- Мне это тоже пришло в голову, - сказал Гейда. - Но дело в том, что в той излучине у самого берега обрыв и глубина больше двух метров. А в насыпи еще осталась ямка от этого камня. Насыпь-то выложена булыжником, чтобы ее не размывала вода, вот Лисицкий и вытащил один такой камень. Швырнуть его он мог только с тропинки, потому что из воды это невозможно, а на крутой насыпи он бы не удержался. А это значит, что он покрыл расстояние девятнадцать метров двадцать семь сантиметров. Представляете себе?

- Может быть, у него была праща? - неуверенно сказал судья.

Гейда укоризненно взглянул на собеседника.

- Господин судья, вы, наверное, не держали в руках пращи. Попробуйте-ка метнуть из нее шестикилограммовый камень! Для этого понадобилась бы катапульта. Я два дня возился с этим камнем: все пробовал метнуть его из петли, знаете, вот так закрутить и кинуть с размаху. Ничего не выходит, камень вываливается из любой петли. Нет, господин судья, это было самое настоящее толкание ядра. И знаете, какое? Мировой рекорд, вот что! - воскликнул взволнованный Гейда.

- Да бросьте! - поразился судья.

- Мировой рекорд! - торжествующе повторил Гейда. - Спортивное ядро, правда, немного тяжелее, в нем семь кило. В нынешнем году рекорд по толканию ядра - шестнадцать метров без нескольких сантиметров. А до этого в течение девятнадцати лет рекорд держался на пятнадцати с половиной метрах.

Только нынче какой-то американец - не то Кук *, не то Гиршфельд * толкнул почти на шестнадцать. Допустим, что шестикилограммовым ядром он мог бы покрыть восемнадцать, ну, девятнадцать метров.

А у нас здесь на двадцать семь сантиметров больше.

Господин судья, этот парень без всякой тренировки толкнул бы спортивное ядро не меньше, чем на шестнадцать с четвертью метров! Мать честная, шестнадцать с четвертью метров! Я давно занимаюсь этим спортом, господин судья, еще на войне ребята, бывало, звали меня на подмогу: "Гейда, забрось-ка туда ручную гранату!" Однажды во Владивостоке я состязался с американскими моряками и толкнул на четырнадцать метров, а их судовой священник перекрыл меня на четыре сантиметра. В Сибири, вот где была практика! Но этот булыжник, господин судья, я бросил только на пятнадцать с половиной метров.

Больше ни в какую! А тут девятнадцать метров! Черт побери, сказал я себе, надо найти этого парня, он доставит нам мировой рекорд. Представляете себе - перекрыть американцев!

- Ну, а что с тем Пудилом? - осведомился судья.

- Черт с ним, с Пудилом! - воскликнул Гейда. - Я объявил розыск неизвестного лица, поставившего мировой рекорд, Это в интересах всей страны, не правда ли? Поэтому я прежде всего гарантировал безнаказанность виновному.

- Ну, это уж зря, - запротестовал судья.

- Погодите. Безнаказанность при том условии, что он перебросит шестикилограммовый камень через Сазаву. Всем окрестным старостам я объяснил, какое это замечательное спортивное достижение, о нем, мол, будут писать во всех газетах мира, а рекордсмен заработает кучу денег. Вы бы видели, что после этого началось! Все окрестные парни бросили жать, сбежались к насыпи и давай швырять камни на тот берег.

Там уже не осталось ни одного булыжника. Теперь они разбивают межевые камни и каменные ограды, чтобы было чем кидать. А все деревенские мальчишки только тем и заняты, паршивцы, что кидают камнями, пропасть кур перебили... А я стою на насыпи и наблюдаю. Ну, конечно, никто не докинул дальше, чем до середины реки... Наверно, уже русло наполовину засыпали.

Вчера вечером приводят ко мне того парня, что будто бы угрстил Пудила булыжником. Да вы его увидите, он ждет здесь. "Слушай, Лисицкий, - говорю я ему, - так это ты бросил камнем в Пудила?" - "Да, - отвечает он, - Пудил меня облаял, я осерчал, а другого камня под рукой не было..." - "Так вот тебе другой такой же камень, - говорю я, - кинь его на тот берег, а если не докинешь, я тебе покажу, голубчик, где раки зимуют". Взял он камень, - ручищи у него, как лопаты, - стал на насыпи и размахнулся.

Я наблюдаю за ним: техники у него никакой, о стиле броска понятия не имеет, руками и корпусом не работает. И все же махнул камень на четырнадцать метров! Это очень прилично, однако же... Я его поучаю: "Ты, недотепа, надо стать вот так, правое плечо назад, и, когда бросаешь, сделать замах этим плечом. Понял?" - "Понял", - говорит он, скривившись как Ян Непомуцкий *, и бросает камень... на десять метров.

Тут я рассвирепел, понимаете ли. "Ты, бродяга, - кричу на него, - разве это ты попал камнем в Пудила? Врешь!" - "Господин вахмистр, - отвечает он, - бог свидетель, я в него угодил! Пускай Пудил встанет там еще раз, я ему, собаке, снова влеплю".

Я бегу к Пудилу, объясняю, что речь идет о мировом рекорде, прошу, чтобы он пошел на берег и опять ругнул этого парня, а тот в него кинет камнем. Куда там, вы не поверите, Пудил ни в какую. У этих людей совсем нет высоких идеалов...

Перейти на страницу:

Все книги серии Сборники рассказов Карла Чапека

Побасенки (сборник)
Побасенки (сборник)

Побасенки Чапека впервые были собраны в книге "Побасенки и притчи", вышедшей в 1946 году. В книгу вошли побасенки, создававшиеся в течение почти десяти лет с конца 20-х годов до смерти писателя. Побасенки Чапека отличаются исключительной лапидарностью (они состоят большей частью из одной-двух фраз), афористической меткостью и точностью мысли. Расположенные в хронологическом порядке, побасенки позволяют проследить идейную эволюцию Чапека, все более глубокое осознание писателем политической обстановки эпохи, приведшее его в середине 30-х годов в лагерь антифашистской борьбы. В побасенках конца 20-х - начала 30-х годов высмеиваются главным образом общечеловеческие пороки: глупость, мещанская ограниченность; в уста животных, птиц, растений Чапек вкладывает аксиомы мещанского "здравого смысла", приобретающие ироническое звучание. Начиная с 1933 года многие побасенки наполняются остро актуальным общественным содержанием. В них вместо безобидного юмора появляется злая, бичующая сатира. В 1933 году, сразу же после гитлеровского путча в Германии, Чапек публикует целую серию побасенок, направленных против немецкого фашизма. Обращаясь к историческим фактам кровавого насилия и тирании, Чапек дает уничтожающую характеристику новых хозяев Германии. Самые заглавия этих побасенок достаточно характерны ("Нерон", "Атилла", "Диктатор", "После Варфоломеевской ночи", "Конкистадор"). Многие побасенки 1936-1937 годов вызваны нападением фашистской Италии на Абиссинию и особенно фашистской интервенцией в Испании ("Война за колонию", "Колонизация", "Прогресс", "Сообщение", "Добрая РОЛЯ", "Доказательство"). Чапек обличает не только захватнические войны, но и политику нейтралитета, проводимую буржуазными государствами ("Дипломатия", "Нейтралитет"), Гневом и болью проникнуты высказывания Чапека, бичующие предательскую политику "умиротворения" агрессора, проводимую западными союзниками Чехословакии - Англией и Францией в 1938 году, и трусливое поведение чехословацкого правительства ("Международный договор", "Коза", "Куница в курятнике", "Волк", "Стадо овец", "Мышь"). Эти произведения были напечатаны только в 1946 году. Последние афоризмы цикла "Обрывки", написанные в 1938 году, являются прямым обвинением виновникам мюнхенского предательства. В некоторых из них выражено исповедание веры боевого гуманизма, к которой Чапек приходит только в эти годы ("Быть хоть несчастными...", "Только тот действительно верит...").

Карел Чапек

Классическая проза

Похожие книги