Рассказы и крохотки

А – чтó было в тридцать седьмом? Испанская война? – 1937–1938 гг. – один из пиков «большого террора». В отличие от Глеба Нержина, который хотел бы «словом и оружием помочь восстановлению ленинского огня, очищенного от смрада тридцатых годов»,[107] Вася Зотов и не заметил ничего в тридцать седьмом году, кроме войны в Испании. Конечно, захваченный романтикой революции, Глеб Нержин в шоке от удара по крупным коммунистам. «Но от миллионов, взятых тогда, – уточняет А. С., – никак не могли составить видные партийные и государственные чины более 10 процентов». «Аресты катились по улицам и домам эпидемией. Как люди передают друг другу эпидемическую заразу, о том не зная, – рукопожатием, дыханием, передачей вещи, – так рукопожатием, дыханием, встречей на улице они передавали друг другу заразу неминуемого ареста. Ибо если завтра тебе суждено признаться, что ты сколачивал подпольную группу для отравления городского водопровода, а сегодня я пожал тебе руку на улице – значит, я обречён тоже».[108]

О том, что Испания коснулась его жизни ещё в 1930-е гг., А. С. рассказывал по испанскому телевидению 20 марта 1976 г.: «…Испания вошла в жизнь нашего поколения – как бы это сказать? – как любимая война нашего поколения. Нам, мне и моим сверстникам, было 18–20 лет в то время, когда шла ваша гражданская война. И вот удивительное влияние политической идеологии, этой бессердечной земной религии социализма, – с какой силой она захватывает молодые души, с какой мнимой ясностью она показывает им будто бы ясное решение! Это был 1937 – 38 год. У нас в Советском Союзе бушевала тюремная система, у нас арестовывали миллионы. У нас только расстреливали в год – по миллиону! Не говорю уже о том, что непрерывно существовал Архипелаг ГУЛАГ, 12–15 миллионов человек сидели за колючей проволокой. Несмотря на это, мы, как бы пренебрегая действительностью, всем сердцем тогда горели и участвовали в вашей гражданской войне. Для нас, для нашего поколения, звучали как родные имена – Толедо, университетского городка в Мадриде, Эбро, Теруэля, Гвадалахары, и если бы только нас позвали и разрешили нам, то мы готовы были тут же броситься все сюда, воевать за республиканцев. Это особенность социалистической идеологии, которая так увлекает молодые души мечтой своей, призывами своими, что заставляет их забыть действительность, свою действительность, пренебречь собственной страной, рваться вот к такой обманной мечте».[109]

…чапан… – У Даля – крестьянский верхний кафтан и даже полукафтанье. Называют так и поддёвку, и стёганку.

А ну-ка, вызовите Мичуринск-Уральский! – Одна из двух железнодорожных станций города Мичуринска. Вторая – Мичуринск-Воронежский.

В Драматическом, в Москве. – Так, без прибавления имени, естественнее всего было назвать Московский драматический театр (1936–1944; под руководством Ф. Н. Каверина), выросший из Студии Малого театра и помещавшийся в нынешнем Театре эстрады на Берсеневской набережной.

…подполковник Вершинин… доктор Ранк… – Персонажи «Трёх сестёр» А. П. Чехова и «Кукольного дома» Генрика Ибсена.

Образца девяносто первого года. – 7, 62-миллиметровая винтовка образца 1891/1930 г.

А под Вязьмой попали в котёл. – Немцы ударили на Вязьму с двух сторон 2 октября 1941 г. и через пять дней отрезали четыре советских армии. В середине октября лишь разрозненные группы окруженцев смогли вырваться из котла.

…сводки неясные, но я так могу вам сказать: Севастополь с кусочком наш, Таганрог у нас. Донбасс держим. А вот Орёл и Белгород – у них… – Севастополь ещё действительно был наш и продержался до конца июня 1942 г. Но Таганрог был у немцев уже 17 октября 1941 г., за две недели до разговора Зотова с Тверитиновым. Орёл немцы захватили 3 октября, Белгород – 24-го. Немецкое наступление на Донбасс началось 29 сентября 1941 г. и в первой половине ноября продолжалось.

А Ленинград – тот вообще отрезан… – 20 августа 1941 г. немцы заняли город Чудово, перерезав железную дорогу Ленинград – Москва. 30 августа с прорывом на станцию Мга перерезана последняя железнодорожная ветка, соединявшая Ленинград со страной. 8 сентября захвачен Шлиссельбург, и сухопутное сообщение Ленинграда с Большой землёй прекратилось. Началась 900-дневная блокада.