Брань зло сплюнул на пол.
Сволочь! Вот бы кого бы он сейчас с превеликим удовольствием бил бы, не останавливаясь, так, чтобы ненавистное лицо сплошь покрылось кровавыми волдырями. Бил бы без устали, вкладывая всю душу в каждый удар.
В памяти всплыло: прекрасная, темноволосая возлюбленная, с изумлением и недоверием слушающая его рассказ о том, как Создатель сходит с ума. Неожиданно комната отдалилась, потемнела и стала прозрачной. Он видел, как девушка побледнела и закричала, как её руки схватили воздух. А потом... потом между ними выросла стена и пустота заполнила его, сдавила и дышать стало нечем.
Он вспомнил, как огонь обжигал его тело, испепеляя нутро, как он сам стал огнем; разгоревшийся пожар был залит сочащейся кровью, проникающей сквозь каждую частицу тела. Кто бы знал, какую страшную боль архонт испытывал тогда, что бы он отдал за то, чтобы не чувствовать этого. Не чувствовать, как кожа рвется и срастается черным пеплом в рваные трещины; как ветер иссушает горло, как невыносимо хочется умереть. И если бы не Гадер, собственной персоной вытащивший брата из душного мрака, Тарт был бы обречен на вечные страдания.
Тот день был последним, когда он видел Эврифею... Чуму? Нет, тогда она еще была для него Эврифеей - рассудительной, испуганной, умеющей бояться и плакать, умеющей любить и каяться, не имеющей ничего общего с русоволосой всадницей, убивающей, ненавидящей, не помнящей его. Не помнящей их.
Надо было ей все рассказать с самого начала.
- Дурак, - усмехнулся Брань-Тартес, не заметив, как заговорил вслух. - Она бы не поверила тебе и первым делом пошла бы к Гладу.
Может быть, так было бы лучше для всех. И ему не пришлось бы сейчас висеть здесь, в кандалах, не имея возможности предотвратить её гибель.
Брань заскрипел зубами.
Кто ж знал, что треклятый ипсилотери так подставит его! Само воплощение Света, как оказалось, умел врать не хуже некоторых. Не надо было тащить сюда Эврифею; Глад сдох бы благополучно в плену, и они спокойно бы начали новую жизнь. К чему было вспоминать это прошлое? Зачем? Кому оно теперь нужно, когда он здесь, бессильный что-либо сделать?
Эврифея не уйдет, пока не отомкнет замки на оковах Глада. А в том что она не сможет сделать этого, даже со всей своей новообретенной силой, Тартес не сомневался. Крылатые непременно воспользуются этим и убьют всадницу. А потом казнят его самого.
Дорого бы он отдал за то, чтобы вернуться всего на неделю с лишним назад. Какие-то жалкие дни отделяли счастье от смерти.
Он всегда любил и уважал Эвмела. Старший брат казался ему идеалом; Тарт так хотел быть похожим на него! Все, что говорил или делал Эвмел, было так мудро, так направлено на благо народа и государства. Его воспитывали с младенчества как будущего царя, он мог разумно разрешить самую трудную ситуацию, думая головой, а не сердцем! Где, когда он свернул на неправильный путь? Отчего Гадер еще тогда, в Мисре, приказал ему слушаться во всем брата?
Тартес и слушался; младший из всех, всегда знал свое место и свое предназначение. И даже этот, единственный раз, когда он решил взбунтоваться, обернулся против него.
Но Тарт не мог винить в этом себя; он так сильно ненавидел Эвмела после всего, что пошел бы на все, что угодно, чтобы отомстить. Не за себя. За Эврифею. За Чуму, которой стала Эврифея.
Он сжал кулаки.
А ведь мог бы ничего не узнать. Гадер, который привел его к всадникам, и потом бесследно исчез, отчего-то промолчал про случившееся. Хотя, может, его-то никто в это не посвящал. И если бы не сам Эвмел...
... Произошло это ровно через год, после того, как пропал Смерть. Это позже, спустя много лет, Брань понял, что Гадер, скорее всего, вел собственную игру, но тогда исчезновение архонта-всадника потрясло его не на шутку.
Напоследок брат приказал ему ни под каким предлогом не рассказывать никому, что под личиной красного всадника по имени Брань скрывается атлант Тартес. Брань тогда еще усмехнулся - кто поверит ему, что он наследник исчезнувшей тысячелетия назад Атлантиды? Глад первый же обеспокоится его душевным здоровьем.
Так думал Тартес до того теплого июньского вечера, когда они с Гладом затеяли бурную пьянку. Чума, как обычно, оставила их одних, предпочитая мужской компании мягкую постель. Выпили они тогда изрядно, намного больше обычного.
Сильно перебравший Глад поднял тост за таинственно исчезнувшего Смерть.
«Гадер все равно найдется, - думал Брань-Тартес. - Зря ты переживаешь, Глад, ты просто не знаешь, что нас, жителей Атлантиды, не так-то легко убить».
Красный всадник пока еще не знал.
- Мне кажется, что я лишился своей правой руки, - задумчиво и даже с какой-то тоской говорил Глад. - Смерть был незаменим. Он всегда чувствовал, когда нам грозила опасность, когда надо было свернуть в ту или иную сторону. Он по праву был старшим - хотя на деле старшим должен быть, конечно же, я.
Брань заинтересованно покосился на товарища.
- Почему же это? - вырвалось у него.
Глад пристально посмотрел на него. И засмеялся.
- Если я расскажу, то ты все равно не поверишь. И не поймешь.