Вот и все. Это была последняя капля. Я схавал кучу дерьма от Майка и его бухгалтеров, но на этот раз он зашел слишком далеко. Прекращение огня или нет, но пришло время взяться за оружие.
— Война! — я заплакал.
Дэвид посмотрел, моргнул, затем уголки его рта приподнялись. Он радостно завопил и схватил заточенный карандаш.
— Война!
Крик подхватили Фина, Джерри, Кристен и остальные. Внезапно я почувствовал себя хорошо, гнев и депрессия, которые я испытал за несколько мгновений до этого, исчезли перед лицом этой возбуждающей цели. В этом мы были хороши. Для этого нас и готовили. Полноценные бои. Не партизанская перестрелка, в которой мы были вынуждены участвовать.
Я поднял линейку.
— Война!
— Ха! — ответили они. — Боже милостивый, да!
Мы были готовы.
Мы поместили объявление о возобновлении боевых действий на доске объявлений сотрудников.
Майк ответил в таком же духе, заявлением, подписанным кровью.
Мы встретились на складе.
У техников было более тяжелое оружие — молотки и отвертки, кусачки и паяльники, — но у нас были мозги, и в рукопашной наше оружие — ножницы и степлеры, ножи для бумаги и скрепки — было столь же смертоносным.
Война была короткой и более односторонней, чем я ожидал. Майк планировал устроить засаду, но расположение его людей было очевидным и неорганизованным, и моим людям было легко проскользнуть позади них и заколоть ножницами. Мы вошли через заднюю дверь, через погрузочную площадку. Дэвид захватил двух сторожей, Джерри уложил самого тяжелого из них, электрика, перерезав ему горло ножом для бумаги.
А потом были я и Майк.
Мы стояли друг против друга на полу склада. Присутствовали представители других отделов — выглядывали из-за ящиков, сидели на полках. В одной руке у Майка был молоток, в другой — плоскогубцы, и он все время повторял, рыча: «Ублюдок, ублюдок». Тогда он показался мне тупым. Тупым и практически жалким. Удивительно, как я мог бояться кого-то с таким явно ограниченным словарным запасом.
Я ухмыльнулся ему.
— Тебе конец, — сказал я.
Я выстрелил ему в глаз скрепкой, быстро перезарядил резинку и выстрелил в другой глаз. Оба выстрела попали в цель, и хотя он не уронил молоток или плоскогубцы, он кричал, прикрывая поврежденные глаза правой рукой. Приближаясь к нему, я вытащил из-за пояса металлическую линейку. Он услышал мои шаги, замахнулся на меня, но ослепленный, в панике начал отступать. Я ударил его линейкой по щеке, после чего со всей силы врезал по носу.
Он выронил плоскогубцы, безуспешно замахнулся молотком, но проиграл, и он знал, что проиграл. Под одобрительные возгласы моего отдела я прыгнул на него, разорвав ему шею своим удалителем скрепок — металлические клыки вырвали куски его плоти и он завизжал от боли, ярости и страха.
А потом все закончилось.
На мгновение воцарилась тишина, затем начался настоящий ад. Из-за одной из коробок выскочила секретарша генерального директора и попыталась обнять меня, но я оттолкнул ее.
— Запомни свое место в иерархии, — сказал я ей.
Нас отнесли обратно в наши кабинеты на плечах компьютерщиков и младшего персонала.
Чтобы отпраздновать победу, мы провели ритуал. Я заказал девственницу-стенографистку, выпускницу средней школы, предназначенную для борделя из-за ее плохих навыков стенографии. Мы связали ее резинками и положили на мой стол. Фина резиновым клеем заклеила ее глаза; я корректором замазал ее соски. Мы насиловали ее по очереди.
Я высушил голову Майка и держал ее на столе в качестве пресс-папье, а когда фондовый рынок достиг рекордного уровня во главе с нашей корпорацией, я отправил его голову генеральному директору по внутри офисной почте.
На этот раз мы получили наши блокноты.
Пруд