Она охватила стволы, ветви и воздушные корни величественных баньянов, съедая листья, споры и почки. Она торжествующе понеслась по земле, по лианам, траве и кустам, ворвалась на другие деревья по воздушным мостам лиан.
И она прыгала среди лиан, опутавших двух человек! В безумной, смертельной агонии лианы корчились и стягивались.
Феррис почувствовал затхлую плесень во рту и ноздрях, ощутил, как лианы, словно стальные кабели, выдавливают из него жизнь. Мир потемнел…
Затем сверкнуло и просвистело стальное лезвие, и давление ослабло. Голос Лиз достиг его ушей, руки Лиз пытались вытащить его из умирающих, сжимающихся лиан, которые она частично перерубила. Он выкарабкался на свободу.
— Мой брат! — задыхаясь, воскликнула Лиз.
Феррис неуклюже рубил мачете массу умирающих, корчащихся змей-лиан, все еще опутывающих Беррью.
Когда Феррис разрезал лианы, показалось его лицо. Оно было темно-багровым, застывшим, с остановившимися, мертвыми глазами. Петля лианы обвилась вокруг его шеи.
Лиз опустилась возле него на колени, горько рыдая, но Феррис поставил ее на ноги.
— Нужно убираться отсюда! Он мертв… но я позабочусь о его теле.
— Нет, оставь его здесь, — всхлипнула она. — Оставь его здесь, в лесу.
Мертвые глаза, видящие смерть чужого мира, с которым он теперь слился навеки… Да, это было правильно.
Сердце Ферриса дрогнуло, когда он пошел с Лиз назад через лес, колыхавшийся и бушевавший в смертных муках.
Далеко во все стороны летела серо-зеленая смерть. И все слабее, слабее доносились странные телепатические крики. Он так и не был уверен, что слышал их на самом деле.
— Мы умираем, братья! Мы умираем!
А затем, когда Феррису уже казалось, что его здравый ум вот-вот погибнет под весом чужой агонии, произошла внезапная перемена.
Пульсация смены дня и ночи стала растягиваться, каждый период света и тьмы становился все длиннее и длиннее…
Период головокружительного беспамятства вменился полным сознанием. Они неподвижно стояли в большом лесу, в ярком солнечном свете.
Они больше не были
Хлорофилловый экстракт в их телах исчерпал свою силу и они вернулись к обычному темпу человеческой жизни.
Лиз ошеломленно подняла глаза на лес, который теперь казался застывшим, мирным, безмятежным — и в котором серо-зеленая болезнь ползла так медленно, что они не видели ее движения.
— Тот же лес, и он по-прежнему корчится в агонии, — хрипло сказал Феррис. — Но теперь мы снова живем с нормальной скоростью и не можем этого видеть.
— Пожалуйста, уедем! — Девушка содрогнулась. — Прочь отсюда, сейчас же!
У них заняло около часа вернуться в бунгало и упаковать вещи, которые можно было унести с собой.
Они вышли на тропу, спускавшуюся к Меконгу.
В свете заходящего солнца была хорошо видна область больного леса, значительно продвинувшаяся вдоль их пути к реке.
— Эта болезнь убьет весь лес? — спросила девушка.
— Нет, лес будет бороться и со временем победит. Но для него это будет очень не скоро. По нашему счету — через годы, десятилетия. Хотя он это воспримет быстрее, свирепая борьба бушует уже сейчас.
Когда они тронулись в путь, Феррису показалось, что в его голове все еще пульсирует слабый, отдаленный, чужой крик:
— Мы умираем, братья!
Он не оглянулся, но знал, что никогда больше не вернется ни в этот, ни в какой другой лес, что с его профессией покончено и больше он никогда не убьет ни одно дерево.
ОСТРОВ СПЯЩЕГО
Гаррисон лежал лицом вниз на спасательном плотике и чувствовал, как солнце медленно пожирает его мозги. После четырех дней на плоту единственное, что он чувствовал, это жару и жажду — в бредовом состоянии голода уже не ощущалось. Маленький плот мерно поднимался и опускался на длинных, ленивых волнах Тихого океана, и каждый раз, когда он шел вниз, голубая вода ласково омывала лицо Гаррисона.
Он смутно сознавал, что долго не продержится. Сейчас это было уже делом нескольких часов, когда он, наконец, сдастся и хлебнет голубой воды, которая так призывно плескалась у его лица, а затем умрет в страшных мучениях. Конечно, здравомыслящий человек не станет пить морскую воду, но несчастный, который находился среди Тихого океана в течение четырех дней без пищи и воды, вряд ли останется в здравом уме.
Он вновь с горечью подумал о том, что другие оказались счастливчиками, те, кто обрел быструю смерть, когда взрыв пустил ко дну их судно «Мери Д.». Теперь другие члены команды обрели покой, плавно покачиваясь и погружаясь в прохладный темный донный ил. И лишь он, находившийся в момент взрыва на грузовой палубе, успел выпрыгнуть за борт, чтобы иметь несчастье остаться в живых.