Ничего не сообщив Гвоздеву о возникших у него соображениях, повытчик сказал, что его просьбу он выполнит и матросов разыщет, а также соберет все сведения о спасенном имуществе и сообщит ему дня через три-четыре.
Когда в назначенное время Гвоздев явился, повытчик встретил его с необычайной приветливостью.
— Ну вот, сударь мой, — сказал он улыбаясь, — вот тебе и назначение! Будешь доволен. Получай под свою команду гукор "Кроншлот" и отправляйся на нем на остров Гоольс за своими матросишками.
— Шутить изволите, Иван Кузьмич, — недоверчиво улыбнулся Гвоздев. Как это так на остров Гоольс?
— А вот так-с! — весело отвечал повытчик и сдвинул парик на затылок, как шапку. — Так вот, голубчик: позабыли твоих матросов вместе с пушками, да и не вспоминали поболе семи лет. Вот и плыви за ними, коли они еще не разбежались и пушек не продали.
— Да как могло это статься, — продолжал удивляться Гвоздев, — чтобы семь человек да имущество на несколько тысяч рублей позабыть?..
— А война? Война была, батюшка, с туркою. Война, то да се… А может, еще какая причина… Только вот тебе истинный крест: все дела перерыл, и нигде никакого упоминания. Получай, сударь, ордер да выставляй мне угощение!
11. СНОВА ОСТРОВ ГООЛЬС
Гукор "Кроншлот", командиром которого назначен был Гвоздев, стоял в Кронштадте. Это было хорошее, довольно большое судно о двух мачтах, с двадцатью двумя шестифунтовыми пушками.
Как только формальности приема и сдачи гукора были окончены, Гвоздев приготовил его к выходу в море. Перед тем на судне побывала панна Марыся, которую Гвоздев познакомил с двумя своими помощниками, унтер-лейтенантами Бахметьевым и Петровым.
На мачте управления порта поднялся сигнал на выход, и, поставив паруса, "Кроншлот" покинул гавань.
Гвоздев рассчитал плавание так, чтобы прибыть на остров Гоольс примерно к утреннему подъему флага. Погода благоприятствовала этому его намерению и действительно в десятом часу утра, обогнув мыс Люзе, бросавший сумрачно-зеленую тень на бледно-голубые воды, "Кроншлот" бросил якорь приблизительно в том месте, где семь лет тому назад Капитон Иванов с кормы погибающей бригантины обрушил в волны стоп-анкер. Солнце начало пригревать. Голубое море и белый песок зыбко струились в легком мареве. Расплывчато зеленели над белою подковой пляжа поросшие дроком дюны.
Весь экипаж гукора был на палубе. Гвоздев приказал спускать шлюпку, а сам с бьющимся сердцем оглядывал в подзорную трубу окрестности. Вон аккуратно сложенные деревянные обломки судна. Вон в тени искореженных ветром сосен четыре креста и на них венки… Гвоздеву показалось, что они из свежей весенней хвои и полевых цветов. "Значит, тут… Значит, живы мои ребята, раз украшены заново могилы и крестов под соснами не прибавилось…"
Боцман доложил, что шлюпки готовы, и Гвоздев торопливо спустился в свою капитанскую восьмерку[52]. Унтер-лейтенант Бахметьев сел за руль второй шлюпки.
Гвоздев с нетерпением оглядывал разворачивающуюся перед ним картину. Небольшая долина между внутренним склоном мыса Люзе и дюнами была обработана — частью вспахана, частью разбита на гряды, и кое-где уже зеленели всходы.
— Молодцы! — похвалил Гвоздев. — Не сидели сложа руки… Вишь ты, десятин пять обработали! Когда я отсюда уезжал, здесь только трава росла по пояс… Да где же сами наши земледельцы?
— Небось дрыхнут, сударь, — насмешливо сказал загребной. — Чего им? Начальства при них нету.
Гвоздев промолчал. В следующее мгновение ему открылся вид на "редут". Вал был покрыт зеленым дерном. Русский флаг развевался на сигнальной мачте, мосток через ров был поднят, и за плетеными турами бруствера виднелись пушки.
— Смотри ты, какую фортецию соорудили! — восхищенно сказал Гвоздев, а гребцы от удивления сбились с такта. — Нажимай веселей, ребята! нетерпеливо добавил лейтенант и с тревожным недоумением приставил к глазу зрительную трубу.
— Да куда же девались люди? — пробормотал он.
В трубу Гвоздев заметил, что за бруствером кто-то, несомненно, есть, он мог различить то шапку, то руку с фитилем. Судя по всему, люди притаились за бруствером у заряженных пушек.
Высадившись на берег, Гвоздев, Бахметев и человек пятнадцать матросов направились вверх по зеленому склону к "редуту".
Звонкий собачий лай приветствовал их приближение. По зеленому валу, перепрыгивая через амбразуры, носилась небольшая черная собачонка, яростно лаявшая на приближающихся людей. Но за бруствером по-прежнему не было никакого движения. Гвоздеву стало не по себе.
"Черт его знает, что там такое? — подумал он. — Вот как шарахнут по нас картечью — и царствие нам небесное…"
Но тут в амбразуре, над дулом пушки, появился человек и прокричал в рупор:
— Стань все на месте, а то картечью! Что за люди и зачем к нам идете?
Гвоздев узнал Ермакова, но на всякий случай приказал своим остановиться.
— Иваныч, здравствуй! — крикнул он. — Хорошо же ты встречаешь своего командира, нечего сказать!
Ермаков некоторое время молчал оторопело.
— Батюшка, Аникита Тимофеевич! Вы ли это, сударь? — закричал он, бросая рупор в сторону.