- Не отставай, не отставай, Петр! Чище работай. Эх, рано вылез. Ну, делать нечего. Огурец зацветает. Ну и лето! А земля-то: нигде такой земли не найдешь. Что ни посади, все вырастет. Захочешь дыни - дыни будут расти, винограду - и виноград попрет.
- А у тебя и дыни есть?
- Нет, только огурцы да капуста пока, а если б захотеть!.. Стоит только рукой шевельнуть!
Дома уже был готов обед. Ели здесь еще больше, чем у Николая. Сыновья ели молча, а отец говорил, не переставая:
- В три часа выехали нынче. Заря была - чудо! Поедем, Андрей, как-нибудь с нами. Катя и то ездит, она - молодец!
Катя улыбалась.
- Я люблю это,- если бы только меня зубы не мучили.
- Разве мучают? - спросил Андрей Христофорович.
- Зубы и зубы! - сказал Авенир, махнув рукой.- Мы все от них на стену лезем. Ешь, пожалуйста, капусту, Андрей. Это, брат, удивительно полезная вещь. У меня, брат, система, чтобы все было по-настоящему, то есть по-простому. Вот Николай в неметчину ударился, воды какие-то пьет. Видал?
Только под конец обеда заметили, что Петра за столом нет, да и тетка Варвара исчезла куда-то.
- А где же Петр? - спросил Авенир.
- Он закупался. Его бабушка рассолом поит,- сказал Павел, наливая себе вторую тарелку окрошки.
- Редкий человек тетка Варвара,- сказал Авенир,- без нее было бы плохо.
- А что он чувствует? - спросил Андрей Христофорович.
- Да его мутит,- сказал Павел,- как до дома дошел, так и начало мутить.
- Ну, иди теперь отдыхай. Тебе никто не помешает. У нас в этом отношении...
И, проводив брата до его комнаты, Авенир исчез.
Андрей Христофорович постоял, вынул часы, положил их на стол, потом поискал чего-нибудь почитать, но ничего не нашел.
Минут через пять дверь приотворилась, и в нее просунулась голова Авенира.
- Андрей, ты не спишь? - спросил он шепотом.
- Нет еще.
- Ну, давай поговорим.
- Как бы не забыть,- сказал Андрей Христофорович,- мне нужно в город послать. Это можно?
- Сколько угодно, Павел живо скатает. И ты, пожалуйста, не стесняйся, как что нужно - говори. Я очень рад.
- Ну, отправь, пожалуйста, вот это сегодня же. Перед вечером Авенир повел брата на курган показать красивый вид.
- Пойдем, пойдем. Вот вы там все по Швейцариям ездите, а своего родного не замечаете.
- Что же, в город поехали?
- Ах, братец ты мой! Из ума вон! Где Павел? - спросил Авенир, оглянувшись на сыновей, которые молча следовали за ними.
- Он от живота катается,- сказал Николай.
По дороге на курган Авенир вспомнил, что он когда-то был большим любителем театра
- Я, брат, всем интересуюсь. Ты небось думаешь, что мы живем тут в глуши и ни бельмеса не смыслим. Ну, кто теперь в Малом играет?
- Садовская - бытовых комических старух,- сказал профессор.
- Бытовых комических,- повторил Авенир,- так, знаю теперь.
- Ермолова - драматическая.
- Драматическая? Так.
- Ну, Рыбаков играет стариков, конечно.
- Суриков... А Чацкого кто играет?
- Чацкого недавно играл Яковлев.
- Ну, довольно, а то перезабуду. Вот и курган. Закат-то отсюда как виден. Вот картина! А то ваши художники что-то, говорят, завираться стали. Становись сюда, отсюда виднее,- говорил Авенир, втаскивая брата за рукав к себе, так что тот от неожиданности едва не упал.
- Оглянись кругом, какова высота. Что, брат!.. На реку-то глянь, на реку! Ручейком отсюда кажется. Вот отсюда бы читать стихи. Вот стать бы сюда, а слушатели там, где река. Все эти актеры ваши - дрянь. Нужно что-нибудь могущественное. Простор-то какой. Куда ж они к черту годятся.- Потом, помолчав, добавил: - Да, лучше наших мест все-таки нигде не найдешь. Один простор чего стоит.
- Ну, милый, одним простором не проживешь. Нужна работа.
- Да над чем работать-то?
- Как над чем?! Теперь и ты спрашиваешь, над чем работать? Так я тебе скажу, что, помимо всего прочего, нам нужно работать над тем, чтобы выработать в себе потребность знания и деятельности. Это - первая ступень.
- Ну, от добра добра не ищут, как говаривал Катин дедушка,- сказал Авенир.
- Я пол-Европы объехал, и никто даже не спросил меня ни разу, как и что там. А все отчего? - От самоуверенной косности. Ты не обижайся на меня, но мне хотелось наконец высказаться.
- Ну, за что обижаться, бог с тобой! - горячо сказал Авенир.
- Ты живешь тут и ничего не видишь, не видишь никаких людей, никакой другой жизни и заранее ее отрицаешь. Все эти две недели мы только и делаем, что говорим и все ниспровергаем, а между тем я не могу добиться пустяка: послать в город.
- Завтра пошлем, Андрей, ей-богу, пошлем. Это вот некстати у Павла живот заболел.
- Дело не в том, что ты завтра пошлешь, я говорю сейчас вообще... Но самое главное, что у вас нет ни малейшею стремления к улучшению жизни, к отысканию других форм ее. И все это от страшной самоуверенности. Вы не верите ни знаниям, ничему. Я приехал сюда,- слава богу, человек образованный, много видел на своем веку, много знаю, а я чувствую, что вы не верите мне. У вас даже не зародилось ни на минуту сомнения в правильности своей жизни...
- Сядь, сядь сюда на камешек,- сказал Авенир.