Рассказы

Обмен колкостями прервало появление мистера Кокшотта с какими-то бумагами в руках, и Хеймиш удалился.

— А где же Дженни? — с оттенком нетерпения спросил Питер.

— В наши дни, когда попрано все святое, — ответствовал мистер Кокшотт, — даже прекраснейшие из дам вынуждены нести бремя забот по хозяйству — проще говоря, женщины помогают кухарке мыть посуду.

— Может быть, и я могу им помочь?

— Упаси боже, юноша. Ни-ни. Сохраним за собой хоть какие-то преимущества нашего пола. Дженни говорила, что вы большой книгочей, так вот я принес вам кое-что из своих досужих записей — загляните на сон грядущий.

Питер принял от него оттиски с искренним интересом.

— Почитаю с большим удовольствием, — сказал он.

— Благодарю вас, — сказал мистер Кокшотт. — Благодарю. Мною взлелеян замысел более обширной работы — истории Северного Кембриджшира, которая явится научным описанием меняющихся установлений и одновременно, смею надеяться, будет иметь ценность как занимательное литературное произведение, дающее панораму местной жизни с ее колоритными обычаями и типическими образами. К несчастью, положение мирового судьи и землевладельца — хоть, разумеется, и скромных масштабов — вынуждает меня уделять литературным занятиям меньше времени, чем хотелось бы. Во всяком случае, я не принадлежу к числу тех, кто довольствуется изложением сведений в ущерб стилю. В том-то, увы, и причина моих разногласий с добрыми нашими соседями, учеными Кембриджа. Их кропотливые изыскания для меня в большинстве своем безнадежно скучны, что и понятно, поскольку я не педагог и не педант. С другой стороны, хоть я и полагаю, что страницы истории, буде они претендуют на долговечность, должны быть пронизаны воображением, я не мог бы писать в так называемом популярном историко-биографическом жанре. Для этого я питаю слишком большое уважение к достоверности и слишком мало интереса к темной подоплеке событий прошлого, да и до требуемого уровня пошлости мне с моим пером не дотянуть. Я, в сущности, представляю собой нечто вроде белой вороны, каковым обстоятельством мне исправно колют глаза всякий раз, как мне случается присутствовать на заседаниях обществ новейшей или древней истории.

Прошли, казалось, часы, а мистер Кокшотт все витийствовал о своих распрях с тем или иным видным историком или писателем — Питера все сильнее клонило ко сну, все мучительнее хотелось быть рядом с Дженни, коснуться ее, ощутить ее близость… Наконец дверь открылась, и вошла Нэн.

— Ая-яй, Гордон! Посмотри — Питер, бедный, совсем побледнел от усталости. Вы, наверное, хотите лечь спать?

— Я немного устал с дороги, — сказал Питер и тотчас спохватился: — Все это страшно интересно, мне прямо не терпится прочесть ваши статьи.

Проходя по коридору к себе в комнату, он миновал открытую дверь одной из спален. Внутри, тесно обнявшись, стояли двое. Питер быстро и, как ему хотелось думать, неслышно прошел мимо. Он твердил себе, что с самого начала знал, как Дженни привязана к брату, и все равно не мог успокоиться, всю ночь вспоминая, с какой истомой она к нему приникла и как властно прижимал ее к себе Хеймиш.

Наутро, сидя в шезлонге после завтрака, Питер пытался вникнуть в суть эссе, посвященного приходу в Малый Фромлинг «черной смерти», но никак не мог сосредоточиться. Он скверно провел ночь, не выспался и был не в духе. Его сейчас больше занимало, куда подевалась Дженни — сразу после завтрака она ускользнула от него стелить постели, пообещав, что через несколько минут вернется, а прошел уже почти час. Он решил отправиться на розыски. В малой гостиной он застал мистера Кокшотта — тот писал письма.

— Вы не знаете, где Дженни? — спросил Питер.

— Вот именно — где? Я и сам постоянно задаю этот вопрос, когда она приезжает. Совершенно ее не вижу. Все мы немного ревнуем Дженни друг к другу. Но в этой независимости — доля ее очарования. Ее влечет свобода, она никому не даст себя связать.

— Я и не собираюсь ее связывать. Просто хотел поговорить с ней, вот и все.

— Вполне вас понимаю, мой юный друг. Куда это годится — взять и бросить гостя. Но ведь мы — довольно-таки шалое семейство, и по части приличий у нас слабовато, а вернее сказать, мы руководствуемся собственными правилами приличий.

Питер решил, что продолжит поиски. Он поднялся к себе в спальню и увидел, что Флопси стелет там постель.

— Вам пока сюда нельзя, — объявила она. — Видите — горничная за работой.

— Я ищу Дженни.

— Да, но не дуйтесь, как обиженный пес, таким способом вам Дженни никогда не удержать. Она вам очень нравится, верно?

— Очень. Я очень к ней привязан.

— Боже ты мой, еще бы! «Привязан»! Любой мужчина, если он хоть что-нибудь смыслит, голову потеряет из-за Дженни. А впрочем, я сужу пристрастно, — добавила она, но было видно, что это говорится неискренне.

— Я влюблен в Дженни, это вас устраивает? — свирепо прорычал Питер. — И потому хочу ее видеть.

— Вот это молодец! Только незачем на меня рявкать. Мы, Кокшотты, знаете, шалая публика, на нас давить бесполезно. А теперь — кыш отсюда, дайте мне достелить постель.