Рассказы

— Не знаю, приятель. Никогда не пробовал. Джонни вздохнул. Что ни говори, смуглый был по меньшей мере под мухой, пока не проглотил ту крошечную пилюльку. А теперь — трезв как стеклышко. После секундного раздумья Джонни стал недовольно стучать по бокалу соломинкой, пока бармен не подошел и не принял заказ еще на два хайбола.

— Двойных, — чуть не забыл Джонни. Когда бокалы прибыли, смуглый выпил свой до дна и снова заметно окосел. Затем опять вынул свою коробочку.

Джонни наклонился к нему.

— А кто это там снаружи? — хрипло прошептал он. Смуглый крутанулся, как волчок.

— Где?

— Уже спрятался, — сказал Джонни. — Не спускай оттуда глаз. — Он вынул свободную руку из кармана брюк, где та была занята извлечением содержимого из пузырька с антигистаминными таблетками, который он носил с собой с февраля. Таблетки были раз в шесть больше пилюлек смуглого, но ничего другого Джонни не оставалось. Он вытянул у смуглого коробочку, быстро опорожнил ее в ладонь, напихал туда своих таблеток и положил на место.

— Я никого не вижу, приятель, — озабоченно сообщил смуглый. — А там был мужчина или… — Он взял одну из подложенных Джонни таблеток, проглотил ее и явно удивился.

— Выпьем еще, — с надеждой предложил Джонни.

Смуглый, по-прежнему с удивленным видом, жадно глотнул. Глаза его медленно закрылись и снова открылись. Они определенно осоловели.

— А как теперь себя чувствуешь? — спросил Джонни.

— Спасибо, первый сорт. Vad heter denna ort? — Физиономия смуглого расплылась, и на ней засияла широченная идиотская улыбка.

Джонни показалось, что он перестарался.

— Что ты говоришь? — Тирада смуглого напоминала шведский или другой скандинавский язык…

— Voss hot ir gazugt? — с интересом спросил смуглый. Он несколько раз хлопнул себя по лбу. — Favour de desconectar la radio.

— Радио не… — начал было Джонни, но смуглый не дал ему продолжить. Внезапно подскочив, он взобрался на скамейку, распростер руки и принялся распевать громким оперным баритоном. Мелодия была из арии тореадора в "Кармен", но смуглый выводил в ней свои слова, без конца повторяя: "Dove e il gabinetto?"

Бармен с недовольной физиономией уже направлялся к ним.

— Прекрати! — немедленно зашипел Джонни. — Слышишь? Сядь, или я снова двину этой штуковиной!

Смуглый глянул на кошелек в руке у Джонни.

— А меня не колышет, братан. Валяй, двигай. Me caro en su хайбол. — Он снова затянул песню.

Джонни нашарил в бумажнике три пятидолларовые банкноты — всю свою наличность — и потряс ими перед носом у бармена, когда тот подошел.

Бармен тут же убрался.

— А почему раньше колыхало? — гневно спросил Джонни.

— Проще простого, — ответил смуглый. — Vante ett ogenblick, оно ко мне вернется. Факт. — Он снова хлопнул себя по лбу. — Herr Gott im Himmel! — воскликнул полиглот и резко сел. — Не шевелись, — сказал он, побледнев и покрывшись капельками пота.

— А почему?

— Нет управления, — прошептал смуглый. — Прибор настроен на тебя — рано или поздно ты встретишься с самим собой. А два тела, приятель, не могут занимать одно и то же положение во времени-пространстве. — Он вздрогнул. — Бррр!

Рука Джонни мало-помалу начинала дрожать от усталости. Он прижал ее к вазе с сухими крендельками, но и это уже не очень помогало. Джонни был близок к отчаянью. Основной эффект выпивки, похоже, выразился в том, что смуглый принялся болтать на шести-семи иностранных языках. Пилюли от опьянения Джонни спрятал от греха в карман; тут ему, несомненно, повезло — есть хоть какая-то прибыль от этой истории, если удастся выпутаться из нее живым. Это-то, впрочем, и казалось сомнительным.

Опять двадцать пять — Джонни с внезапным остервенением заметил, что смуглый снова по-тихому тянется к его руке. Голос художника задрожал.

— Говори немедленно, или я буду махать этой штуковиной, пока не случится какая-нибудь пакость. Мое терпение лопнуло! Чего ты добиваешься? Что все это значит?

— Un autre plat des pets de nonne, s'il vous plat, garcon, — пробормотал смуглый.

— И прекрати молоть белиберду, — рявкнул Джонни. — Я серьезно! -

Намеренно или нет, но рука его дернулась, и столик под ними дрогнул.

[Вжик!]

Они сидели за узким столиком в кафе на Шестой авеню, полном стука фаянсовых чашек.

— Ну? — выговорил Джонни, близкий к истерике. Бокалы на столике между ними были полны молока, а не виски. Теперь Джонни не возражал и против молока. Либо он расколет смуглого раньше, чем тот протрезвеет, либо, что было бы крайне неприятно, им придется наудачу искать другой бар…

— Мне это по вкусу, приятель, — сказал смуглый. — Я, знаешь ли, последний представитель расы лемурцев, и мне нравится досаждать людям.

Меня выводит из себя то, что вы, проклятые выскочки, завладели миром. Вы недостойны…

— А кто та леди, с которой я тебя видел? — кисло спросил Джонни.

— Леди? Она последняя из атлантов. У нас с ней рабочее соглашение, но друг друга мы ненавидим даже больше, чем…

Пальцы Джонни, сжимавшие кошелек, стали липкими от пота. Он позволил руке дрогнуть, но только чуть-чуть.

[Вжик!]