Рассказы

Усилие воли — и я заменил ее на кровати (а стало быть, в голове пациента) на классические черные простыни, какие бывают в романтических мечтах всех нормальных людей.

Андрей Петрович блаженно застонал.

— Понимаю вас, как мужчина, — отозвался Охтовский, — ну и что, стало хуже?

— Нееет!!!

— И я про то же! Никакой разницы! Так тоже хорошо! А сколько лет себя мучили!

Негритянка припечатала меня к простыням, уперлась рукой в сердце. Предстояло самое сложное. Не хотелось на нее смотреть, но в данном случае (то есть когда речь шла о замещении одушевленного объекта), не смотреть было нельзя, метод Охтовского не сработал бы.

Она впилась в меня взглядом, двигаясь неторопливо, давя на сердце все сильнее. Сосредоточиться и найти где бы то ни было на Земле замену ей было сложно. Раствор подействовал, раствор был хороший, но, кроме него, еще же и я есть! Мои собственные силы! Пока я был человеком, душа которого здесь и не разъята на атомы, я не мог не то что Заместить негритянку, но даже оторвать от нее взгляд.

Но мне надо было это сделать! «У Надо нет Зачем», — вспомнил я девиз доктора Охтовского и наполнил ее глаза голубым.

«Георгий!» — услышал я легкий хрустальный голос, и это придало сил. Зрачки девушки засияли небесным цветом, волосы посветлели. Она усердно давила мне на сердце, но не раздавила его, а добилась обратного. Оно только забилось сильнее, чувства, уже не связанные ни с каким раствором, проснулись. Я зажмурился, схватил за сердце негритянку, она вскрикнула. Яркая вспышка ослепила нас, а когда я снова смог видеть, то передо мной была обычная девушка: может быть, не такая экзотическая, не такая стройная, блондинка. Может быть, даже не крашеная.

— Покойно? — спросил пациента Охтовский, — что видите?

— Покойно, — ответил тот, — Польша… Лето… Стены штукатуренные… Набор постельный шелковый черного цвета… Девушка-блондинка…

— Восторг чувствуете?

— Чувствую!

— Вот и отлично! А теперь приступим к главной фазе эксперимента. Сейчас вы увидите, что фантазии можно не только с успехом поменять, но и вовсе исключить!

Я знал: сейчас он подойдет к пульту и один за другим будет выключать тумблеры. Провода шли к датчикам на моей голове, я приготовился, что будет немного больно.

Раздался первый щелчок. Дерево в окне вспыхнуло, замелькало то воздушной кроной, то черными зимними ветвями. Исчезло. А через мгновение исчезло и поле с его тучами, солнцем, зимой и летом.

Я вскрикнул от боли, а Андрей Петрович — от удивления.

— А ну-ка, не бояться!

Щелкнул второй тумблер. Стены рассыпались на очень много атомов, я не успел сосчитать.

— Ну и как без зимы, без лета, без дома?

— Нормально, — сказал Андрей Петрович радостным голосом.

— Восторга не меньше?

— Нет! — ответил наш пациент, тем более что блондинку уже сложно было удержать, ее локоны невесомо взлетали вверх и тяжело падали вниз.

— Долой простыни! — крикнул профессор и выключил еще один тумблер.

Шелк исчез, и я повис, как космонавт, в невесомости. Только это была твердая невесомость, состоящая из мрака, на который не нужно было смотреть, чтобы понять, что он мрак. Блондинка прильнула ко мне, уперлась рукой в сердце.

— Хорошо-то как! — закричал Андрей Петрович! — Я счастлив!

— Долой, — холодно сказал Охтовский и щелкнул последним тумблером.

Девушка исчезла. Я схватился руками за голову.

— Ну как? — спросил профессор. — Хуже?

Андрей Петрович сладостно распластался в кресле. Подумал.

— Да нет, — сказал он, — нормально так… В принципе и без бабы хорошо.

— Восторг чувствуете? Любовь, нежность, красоту?

Пациент отдышался и сказал:

— Очень!

— Ну все. — Охтовский стал говорить тихо, без театральных интонаций. — Замещение произошло. Счастье в вас самом и не нуждается в дополнительных атрибутах. Это все наносное. Ваша идеальная эротическая фантазия рассыпалась, как карточный домик.

Зажегся свет, Лика открыла дверь камеры. Стала поднимать полуспящего пациента. Вдруг он вскрикнул, как от сильной боли.

— Нет!

Лика сразу же вышла, заперла дверь снова. Охтовский затопал каблуками, подошел к пульту.

— Все хорошо, — сказал он, немного погодя. — Вставайте, Андрей Петрович! Мы полностью заместили вашу фантазию.

Опять включил свет, и опять Андрей Петрович закричал:

— Нет!!! Не отбирайте!!!

— Что же такое, — забурчал профессор, — все же покойно…

Лика коснулась моей головы, я был еще глубоко в состоянии «№ 1», ее голос раздавался издалека.

— Нужна ваша помощь, Георгий… Посмотрите…

«Опять — «вы». Опять — Георгий… Пусть так… На Жору я все равно никогда не соглашусь».

Я стал смотреть. Ничего не было. Оставленный в покое Андрей Петрович снова блаженно улыбался.

— Что хоть ему там хорошо так! — Охтовский был взволнован. — Не с чего. Там мрак… Что видите, Андрей Петрович, говорите!!! Говорите, это надо!

— Зачем? — прошептал пациент. Ему было хорошо и покойно.

— Вижу, — сказал я.

Стройный ряд плоских, словно вырезанных детской рукой из картона фигурок встал передо мной.

— Свитер, — сказал я.

— О Господи, — облегченно выдохнул Охтовский.

— С оленями…

— Ну хорошо, бывает, забыли… Георгий, будьте любезны, заместите его, и будем закругляться.