Рассказы

Но не всё так, да. Это я в словах путаюсь, ты меня прости, голова местами плохо варит. Видать, с глазом вместе мне и мозги снесло, ха-ха-ха.

Мы-то вернулись, ещё несколько групп вернулись. А одна пара не вернулась. И рация у них молчала. Это на север, как сейчас помню. Их потом нашли, позже. Наткнулись, похоже, на тварей. Ошмётки только по камням.

В общем, на север мы потом и пошли — уже с техникой и артиллерией.

А Гарри всё со своей Маргарет переписывался. Там у нас как было устроено — бумажные письма можно. А связи другой — нет. Бумажное письмо знаешь, сколько идёт? Видать, никогда ты таких и не отправляла, и не видела даже. Это потому что бумажное можно цензурой проверить — потому только их и можно. А если же солдатам телефоны поразрешать — так они все военные тайны выдадут. А мы такого про наших генералов понаслышались…

Гарри как-то с собой телефон пронёс. Обычный такой, мобильный. Новенький. Всё равно с него толку там никакого не было — связи-то нет. Но Гарри не дурак был. Генералы-то наши тоже на планете сидели. А полковник — и вовсе в нашем же лагере в штабном кораблике. И он-то каждый день со своей жёнушкой по видеосвязи трепался. У него-то всё было — по офицерскому каналу.

У Гарри руки золотые были. Он из рации и телефона какую-то хрень собрал и стал офицерский канал ловить. Сначала полковничьи сюси подслушивали. А потом Гарри ещё что-то наладил — и мы с его телефона могли родным звонить. Мне-то что, мне звонить некому. А он звонил Маргарет. За всё время бумажное письмо всего одно пришло, а говорил он с ней каждый вечер. Ну и нам иногда давал родным позвонить. Ну я уже говорил, что мне-то некому.

Вот такой был Гарри.

Ну, вижу, что скучно тебе, вижу. Ну посиди ещё, уважь инвалида.

А Маргарет красивая была, как сейчас помню. Да. Хотя я это говорил уже. Чёрные такие волосы, ну как у тебя прямо. Чёрные, длинные. Нам Гарри показывал. Не волосы, конечно, а фото её. Ну а когда он сообщения от неё читал, и письмо то, так все прямо её лицо вспоминали. Вот же повезло Гарри, думали.

В общем, через несколько дней нас снова отправили в их вроде как разведку. Это так называется. Когда пара человек с автоматами — против тварей. И опять пара одна не вернулась. Знаешь, я ведь всех их помню. Все имена, лица. Просто не хочу их говорить тебе. Зачем — смысла нет. История-то про Гарри.

Не знаю, как там в других взводах было — мы свою территорию держали. А твари на нас не выходили. Сидели себе где-то и молчали.

Шутка в том, что нужна нам эта планета как ослу рога. Что нам, планет мало? Как Биркин свои двигатели изобрёл, так пол-Вселенной — наши. А мы лезем туда, где твари. Не они же первые напали, сама знаешь. Уничтожим космическую гадину, как же…

А потом вот и случилось.

Мы сидели — я с Гарри. Вдвоём. А он свой приёмник крутил. И накрутил так, что наловчился подслушивать разговоры командования. Вот же руки золотые. И слушал, что там наш полковник говорит. Слушал, слушал. А потом вдруг ко мне поворачивается.

«Знаешь, что они о нас говорят?» — спрашивает.

Я не знаю, ясно дело.

«Мы у них — винтики. Они так и говорят — два болта срезало. Это про наших, когда не возвращаются. Два болта срезало».

А женщин они гайками называли. Женщин мало было в армии — разве только медсёстры, но они их и звали гайками. Отряды тяжёлого штурма — молотки. Так, оказывается, и говорили: «Молотками ударить». Тактиков — плоскогубцами. Мол, зажимают. А отряды зачистки — напильниками.

Мы для них — инструменты, понимаешь? Мы же для них — чёртов набор инструментов, херня собачья! Они нас болтами считали, расходным материалом. Дерьмом!

Всё, всё, успокаиваюсь. Сама понимаешь, девочка, не просто всё это. Он могли нами, как тралами минное поле, территорию «провесить». Двое погибли на одних координатах, двое — на других. А посередине, значит, можно и пройти. Так и считали. А Гарри всё это слушал.

Я когда что-то руками делал — ну, в гараже там, например, винт закручивал, иногда инструменты ломались. Один раз умудрился ручку от тисков отломать. Здоровый был, молодой. Ну и что? Купил новые, а эти — на помойку. Вот и они так же с нами.

Интересно, а у тварей такое же начальство? Так же их на наши пушки посылает?

Ну да не об этом речь.

В общем, после этого Гарри сам не свой ходил. Он же вообще идеалист был. Он на войну шёл, чтобы героем быть. Убивать тварей. До генерала дослужиться, наверное. Вернуться, любить свою Маргарет. Ну, конечно, сначала вернуться, а потом уже дослуживаться.

А когда он понял, что мы — ничто, пушечное мясо, он прямо другим стал. Он ещё больше с Маргарет разговаривал, и когда об атаке говорили, молчал. Он не хотел никуда идти, он вернуться хотел. Наивный, да. Ха-ха.

Засекли его. Позже — но засекли. Кто-то заметил, что канал офицерский используется, когда никто не должен теоретически там находиться. Ну и всё. Замели Гарри. Впаяли выговор. И сказали: первым теперь пойдёшь в бой, всё. А ему безразлично было. Он веру потерял.