Рассказы

Семь лет спустя, в Нью-Йорке, эти же двое сидели, беседуя, на скамье в Медисон-сквере. Какой-то человек, некоторое время незаметно наблюдавший за ними, подошел, приподнял учтиво шляпу, открыв белые как снег волосы, и сказал:

– Прошу простить меня, джентльмены, но тому, кто убил человека тем, что воскрес, лучше всего обменяться с убитым одеждой и при первом удобном случае бежать.

Хелберсон и Харпер обменялись многозначительными взглядами, – эти слова показались им забавными. Хелберсон добродушно посмотрел в глаза незнакомца и ответил:

– Я всегда думал точно так же. Я полностью согласен с вами относительно преимущ…

Он вдруг запнулся и побледнел как смерть. Приоткрыв рот, он глядел на человека. Его охватила дрожь.

– Ого! – сказал незнакомец. – Я вижу, вы нездоровы, доктор. Если вы не можете вылечить себя сами, я уверен, доктор Харпер поможет вам. – Кто вы такой, черт вас побери? – грубо спросил Харпер. Незнакомец подошел поближе и, наклонившись, сказал шепотом: – Иногда я называю себя Джеретом, но вам ради старинной дружбы, скажу правду: я доктор Уильям Мэнчер. Эти слова заставили Харпера вскочить.

– Мэнчер! – воскликнул он, а Хелберсон добавил: – Клянусь, так оно и есть!

– Да, – неопределенно улыбаясь, сказал незнакомец, – несомненно, так оно и есть.

Он запнулся, как будто пытаясь что-то вспомнить, затем начал напевать модную песенку. Он, по-видимому, забыл об их присутствии.

– Послушайте, Мэнчер, – сказал старший, – расскажите же, что случилось той ночью – с Джеретом, помните?

– Ах да, с Джеретом, – ответил тот. – Странно, что я вам не рассказал – я так часто рассказываю это. Видите ли, я подслушал, когда он говорил сам с собой, и понял, что он здорово напуган. И я не мог справиться с искушением воскреснуть и подурачиться, право, не мог. Вот я и воскрес, но я никак не думал, что он примет это всерьез, – никак не думал. А потом – поменяться с ним местами было нелегким делом, а потом – вы меня не выпускали, черт вас возьми!

Последние слова были произнесены с непередаваемой свирепостью. Друзья в испуге отступили.

– Мы? Но… но… – Хелберсон заикался, совершенно потеряв самообладание. – При чем тут мы?

– Разве вы не доктора Хелборн и Шарпер?‹В изменении фамилий – игра слова: Хелборн – исчадие ада, Шарпер – игрок, шулер. (Прим.пер.)› – спросил человек, смеясь.

– Действительно, моя фамилия Хелберсон, а этого джентльмена зовут Харпер, – ответил первый, немного успокоенный смехом Мэнчера. – Но мы уже не врачи, мы, мы… а, черт побери, мы – игроки, старина.

И это была правда.

– Прекрасная профессия, прекрасная. Кстати, надеюсь, Шарпер, как честный игрок, заплатил за Джерета? Очень хорошая, почтенная профессия, – задумчиво повторил он, с рассеянным видом отходя от них, – но я держусь прежней. Я – главный врач блумингдейлского сумасшедшего дома. Мне поручено смотреть за надзирателем.

* ВСАДНИК В НЕБЕ*

Перевод П.Охрименко

1

В солнечный осенний день 1861 года в зарослях лавровых деревьев, у обочины одной из дорог западной Виргинии, лежал солдат. Он лежал на животе, вытянувшись во весь рост, положив голову на согнутую левую руку. Правая рука была выкинута вперед, в ней он держал винтовку. Если бы не его поза и не чуть заметное ритмичное колебание сдвинутого за спину патронташа, его можно было бы принять за мертвого,- но на самом деле он просто спал на посту. Однако если бы его застали за этим занятием, то очень скоро он стал бы мертвым, ибо такой проступок, по закону и справедливости, карается смертью.

Лавровая рощица, где спал этот преступник, росла у поворота дороги; до этого места дорога, неуклонно поднимавшаяся в гору, устремлялась на юг, здесь же она круто сворачивала на запад и огибала вершину горы – ярдов через сто она опять поворачивала на юг и бежала, виляя вниз, через лес.

Там, где дорога делала второй поворот, над ней нависала большая плоская скала, слегка выдававшаяся на север и обращенная к низине, откуда начинала свой подъем эта дорога. Скала эта накрывала высокий утес; камень, брошенный с вершины этого утеса, упал бы прямо вниз, на верхушки высоких сосен, пролетев расстояние в тысячу ярдов. Солдат же лежал на другом уступе этого самого утеса. Если бы он не спал, его взору представился бы не только короткий отрезок дороги и нависавшая над ней скала, но и весь утес под ней. По всей вероятности, от такого вида у него закружилась бы голова.