Рассказы

– И все же "он в вас заложен", – возразил Хелберсон. – Требуются только подходящие условия – "удобный миг", как говорит Шекспир,- чтобы этот страх проявился самым неприятным образом. Разумеется, врачи и военные не так подвержены этому чувству, как прочие.

– Врачи и военные… Почему вы не прибавите: и палачи? Давайте уж вспомним все категории убийц.

– О нет, дорогой Мэнчер, суды присяжных не дают палачам свыкнуться со смертью настолько, чтобы она перестала внушать им страх. Молодой Харпер, взяв со столика сигару, снова сел на место.

– Какими, по-вашему, должны быть условия, чтобы любой человек, рожденный женщиной, неминуемо осознал бы, что и он причастен нашей общей слабости? – спросил он довольно замысловато.

– Ну, скажем, если бы человека заперли на всю ночь наедине с трупом – в темной комнате – в пустом доме, – где нет даже одеяла, чтобы закутаться в него с головой и не видеть страшного зрелища", и он пережил бы ночь, не сойдя с ума, он был бы вправе похвалиться, что не рожден женщиной и даже не является продуктом кесарева сечения, как Макдуф.‹Макбет, как обещали ему ведьмы, мог не бояться никого, кто рожден женщиной. Макдуф был вынут из чрева матери, а следовательно, не был рожден женщиной и поэтому смог убить Макбета. (Прим. перев.)›

– Я уж думал, что вы никогда не кончите перечислять условия, – сказал Харпер. – Ну что ж, я знаю человека, который, не будучи ни врачом, ни военным, сделает это на пари и примет все условия, какую бы вы ставку не назначили.

– Кто он такой?

– Его зовут Джерет, он приехал сюда, в Калифорнию, из Нью-Йорка, как и я. У меня нет денег, чтобы поставить на него, но сам он рискнет любой суммой.

– Откуда вы знаете?

– Да его хлебом не корми, дай только побиться об заклад. Что же касается страха, то, насколько мне известно, Джерет считает его какой-то накожной болезнью или особого рода ересью.

– Как он выглядит? – Хелберсон понемногу начинал проявлять интерес.

– Немного похож на Мэнчера, – пожалуй мог бы даже сойти за его близнеца.

– Я принимаю вызов, – не раздумывая, проговорил Хелберсон. – Чрезвычайно обязан вам за лестное сравнение, – медленно произнес Мэнчер, который уже начал дремать. – А не могу ли я войти в пари?

– Только не против меня, – сказал Хелберсон, – ваши деньги мне не нужны.

– Ладно, – сказал Мэнчер, – я буду трупом. Все засмеялись. Последствия этого сумасбродного разговора мы уже видели.

3

Мистер Джерет задул свечу, вернее сказать огарок, для того, чтобы приберечь его на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств. Может быть, он решил или хотя бы мельком подумал, что рано или поздно темнота все равно наступит, так уж лучше, если ему станет совсем невмоготу, иметь в запасе эту возможность рассеяться или даже успокоиться. Во всяком случае разумно было сохранить огарок хотя бы для того, чтобы смотреть на часы.

Погасив свечу и поставив ее рядом с собой на пол, он удобно расположился в кресле, откинулся назад и закрыл глаза, надеясь уснуть. Но его постигло разочарование: никогда в своей жизни Джерет не был так далек от сна, и через несколько минут он отказался от всяких попыток задремать. Но чем же заняться? Не мог же он бродить ощупью в темноте, рискуя расшибиться или, налетев на стол, потревожить покойника. Мы все признаем за мертвыми право на покой и свободу от всего грубого и насильственного. Джерету почти удалось убедить себя, что только такого рода соображения удержали его от рискованных прогулок и приковали его к креслу.