Рассказы

Обуреваемый любопытством, я бегом взял крутую лестницу. Комната на втором этаже, где помещалась третья группа, была заставлена столами. Спиной к окну сидел следователь в чине капитана, слева от него — седеющий лейтенант. Я отрапортовал следователю, назвав ему номер моего дела и фамилию. И вдруг я увидел, что ото Теглаш. Теглаш — капитан, Теглаш — военный следователь! Он коротко пригласил меня сесть. Его глаза холодно смотрели на меня сквозь стекла пенсне. Его манеры были подчеркнуто официальны. Я сел и выжидательно и удивленно смотрел на розовощекого, слегка раздобревшего курносого человека, с которым, как мне казалось, меня связала вечная дружба. «Неужели это он?»

Теглаш что-то искал в ящиках, выдвигая их один за другим. Очевидно, не найдя нужного, он по-немецки обратился к седеющему лейтенанту:

— Господин лейтенант, не откажите позвать делопроизводителя. Опять мне не приготовили нужного дела.

Лейтенант встал и вышел в соседнюю комнату, оставив дверь открытой. Был слышен его резкий голос:

— Цугсфюрер Баротфальви! Сакрамент!..

Теглаш посмотрел мне прямо в глаза и тихо, но отчетливо шепнул:

— Все, все отрицать! Понял?

Я утвердительно мигнул, хотя ровно ничего не понял, и в то же время ехидно подумал: «Воображает, старина. Придает себе официальный вид. Хочет меня мистифицировать. Ведь в Кашше были составлены два протокола. Он должен знать об этом».

Вошел лейтенант и сел на свое место. Мне казалось, что его сверлящий взгляд шарит по моему лицу. Но я даже не обернулся в его сторону.

Допрос начался по-венгерски. Сперва обычные формальности: фамилия, место рождения, сколько лет служу, за что получены ордена, в каких боях принимал участие… И вдруг совершенно неожиданно:

— Вы занимаетесь литературой?

— Я?.. То есть как — литературой?

— Ну, как занимаются люди литературой… — сказал Теглаш придирчиво. — Или пишут, или читают.

— Я, скорее, читаю, — выпалил я с неожиданным озлоблением.

— А писать никогда не пробовали?

— Я не понимаю, господин капитан. Может быть, вы спрашиваете о школе, о кружках самодеятельности?

— Не в этом дело. — Тон был холодный, даже враждебный. — Припомните хорошенько: вы никогда не видели этой брошюрки? — И Теглаш положил передо мной тоненькую книжку. На обложке жирными красными буквами стояло:

Янош-солдат

Рассказ

Мато Залки

Я был так поражен, что в первый момент даже не заметил, как лейтенант встал со своего места и впился в меня испытующим взглядом. С трудом взяв себя в руки, я равнодушно сказал:

— Нет, никогда не видел. То, что тут стоят моя фамилия, очевидно совпадение. Разрешите взглянуть?

Горячими пальцами я переворачивал страницы, а в сердце пело: «Боже мой, моя первая книжка! Моя первая настоящая книжка!»

Доктор Теглаш смотрел на меня, презрительно сощурив глаза. Я почувствовал, что надо заговорить.

Я не только отрицал, я возмущался. А когда господин капитан объявил мне, что эту книжку выпустила какая-то нелегальная, не разрешенная ни правительством, ни цензурой революционная тайная организация в Будапеште, моему возмущению не было границ. Я требовал строжайшего расследования и розыска моего неожиданного двойника.

Теглаш был, видимо, доволен. Тогда заговорил лейтенант. На ломаном венгерском языке он задал несколько вопросов о моей семье, о моем круге знакомств. Наконец, он повел плечом и сказал по-немецки:

— Я думаю, господин капитан, что такой пакости не мог написать венгерский гусарский офицер.

Когда кончилась официальная часть, я встал и уже в частном порядке, как полагается, представился господам офицерам. Я поинтересовался, каково содержание брошюрки. Лейтенант не читал ее. Она была прислана из Вены в качестве corpus delicti.[6]

— В ней, безусловно, пасквиль на армию, на кадровых офицеров, показан дух возмущения среди венгерских солдат. А также, — тут голос лейтенанта понизился до шепота, — имеются нелестные выражения по адресу престарелого монарха. В Вене этому делу придают большое значение. Ваше счастье, что вам удалось так блестяще доказать свою непричастность. А мерзавца автора следственные власти, конечно, найдут. Его ожидает строгая кара. Очевидно, заключение в крепость. За последнее время в тылу эта форма антивоенной агитации сильно распространилась. Командование убедилось в ее пагубном влиянии на солдат. Особенно опасной носительницей заразы является молодежь, которая ежедневно вливается в ряды армии и попадает на фронт.

Не читая, я подмахнул составленный Теглашем протокол и распрощался. Я понял, что наше знакомство надо тщательно скрывать.

Когда я очутился на улице, ко мне подошел какой-то солдат. Отдав честь, он прошел со мной несколько шагов, затем незаметно передал мне записку и тут же исчез. Около одиннадцати часов вечера я направился по указанному в записке адресу. Дверь открыл Теглаш. Он нежно обнял меня и стал хвалить за «конспирацию». Его глаза ласкали меня сквозь стекла пенсне.

— Ты знаешь, сколько хитрости понадобилось, чтоб заполучить твое дело?! Этот венский лейтенант специально командирован сюда по делам пропаганды и агитации. Но мы тоже не дураки. Что скажешь, а?