- Сделай свою ставку.
Он вернулся через несколько минут с растерянным выражением на лице.
- Ну, что такое?
- Надеюсь, у тебя есть немного денег. Мы действительно должны заплатить за вход.
Я посмотрел на него, мгновенно заподозрив неладное.
- Что-то я не вижу, чтобы кто-то еще платил. Мне кажется, они просто пытаются нас обобрать.
- Нет. Дело не в этом. Парень сказал, что Педро в задней комнате. И чтобы попасть туда, нам придется заплатить.
- Сколько?
Он уставился на свои ноги.
- Пятнадцать.
- Пятнадцать! За каждого?
- Ага.
Я достал бумажник и пересчитал. Едва хватало.
- За это будешь у меня в долгу.
- Я знаю, - он направился к задней части здания.
- Эй, - я положил руку ему на плечо, останавливая. - Ты уже сделал ставку, верно?
- Верно.
- Тогда зачем нам вообще туда идти? Почему бы тебе просто не забрать деньги после окончания боя?
Он поднял билет.
- Они подумали об этом. Надо подписать эту бумажку, чтобы получить свои деньги, - он сделал паузу. - Кроме того, там может быть Филипп. Я хочу, чтобы он увидел меня, чтобы он знал, что я действительно пришел.
Я вздохнул.
- Ладно. Пошли.
Дверь в задней стене была идентична двери входной, и мы прошли через тот же ритуал с потайной панелью. Только на этот раз нам пришлось раскошелиться по пятнадцать баксов с каждого.
Мужик на входе закрыл за нами дверь, и мы несколько минут стояли как вкопанные, давая глазам привыкнуть к темноте. Эта комната была погружена во тьму. Я видел одну мерцающую свечу в дальнем конце длинного помещения, и одну лампочку малой мощности, висящую над единственной бойцовской ямой. Вот и все. Остальная часть комнаты скрывалась в тени.
И в углах было темно.
Чертовски темно.
Мы медленно пошли вперед. Пока я вглядывался в темноту по бокам комнаты, короткая молитва пронеслась у меня в голове. Здесь на нас собираются напасть. Я чувствовал это. Какой-нибудь отморозок изобьет нас до бесчувствия и засунет наши искалеченные тела в мусорный бак вместе с мертвыми животными.
Мне никогда в жизни не было так страшно.
Здесь было не так много народа, но на фоне тех, кто слонялся вокруг, люди снаружи походили на Питера Пэна. Их лица были уродливыми и жестокими, а глаза бездушными. В этих людях было что-то странное, что-то в их лицах, выходящее далеко за рамки безнравственности. Они даже не разговаривали.
Мы благополучно добрались до ринга. Там было пусто; бои, видимо, еще не начинались.
Я посмотрел на Дона.
- Как ты узнаешь, кто есть кто? - прошептал я. - Они ведь не объявляют, кто бьется, так ведь?
- Они не объявляют этого в первой комнате, а здесь объявляют. По крайней мере, так мне сказал мужик в будке.
Мы стояли около ринга, не разговаривая, не смея взглянуть на наших коллег-игроков, ожидая начала боя. Здесь было трудно дышать; воздух был густым и тяжелым, наполненным смешанными запахами застарелого пота и прогорклой крови. Тишина была почти невыносимой.
Наконец, после, казалось, часа ожидания, мерзкий субъект, похожий на сутенера, вышел из тени на середину ринга. Он оглядел толпу и слегка улыбнулся.
- Первый бой - Орландо и Мэвис, - сказал он хриплым голосом. - Пусть победит лучший боец.
В этой комнате я впервые заметил нескольких женщин, сгрудившихся в тени на дальней стороне ринга. Услышав объявление сутенера, две из них осторожно двинулись вперед, неся по большой коробке.
Зрители придвинулись ближе к рингу. Голая лампочка ярко отражалась во множестве жестоких глаз, придавая им зловещий, почти неземной вид.
Мы остались на прежнем месте. Нам и так все было отлично видно.
Одна из женщин подошла к краю ринга и положила свою коробку внутрь круга. Она плакала. Другая отказалась последовать ее примеру. Тогда первая женщина взяла у нее коробку и сама положила ее на ринг. Диктор кивнул головой, и коробки перевернули.
Из коробок вывалились двое маленьких младенцев.
Я невольно ахнул, сердце забилось быстрее, защемило в груди. Быть такого не могло. Какой-то кошмар - шутка - что-то подобное.
Но все это происходило на самом деле. Все это было реально.
Двое крошечных младенцев скатились на опилки и быстро вскочили на ноги. Тот, который находился ближе к нам, был большим и толстым, и у него была странная, похожая на рыбью, чешуя по всему телу. Его рот был заполнен вставными зубами, подпиленными до острых, как бритва, шипов. На его пухлых руках были надеты кольца с иглами. У другого младенца, вдвое меньше толстяка, девочки, были тонкие, как карандаши, ручки и ножки, на которых она прыгала, как лягушка. Она была обнажена и не защищена никакими шипами или броней. Ее единственным оружием был длинный металлический рог, как у единорога, прикрепленный на макушке маленькой лысой головы.
- Нет.., - начал я протестовать. Но Дон быстро зажал мне рот рукой и оттащил подальше от толпы. Я чувствовал, как дрожат его руки.
- Не надо! - зашипел он. - Не лезь во все это. Ничего мы тут не изменим. Только сами себе навредим.
Я слышал, как его дыхание вырывается короткими, неритмичными толчками.
- Но ты ставишь деньги на такое!
- Ничего не поделаешь. Я не знал.