Это было за полчаса до обеда. А после «мёртвого часа» весь лагерь стоял у линейки и любовался работой третьего звена. Теперь только два человека — Демьян и Лодя — оставались на обрыве. Они быстро нагружали четырёхведёрный бочонок, подвешенный вместо разбитого ящика, и отправляли его в путь, придерживая за верёвку. Бочонок плавно шёл над рекой; дойдя до линейки, задевал дном землю и ложился набок, вываливая треть своего груза. Каждые полторы-две минуты на линейку прибывало четыре ведра песку.
Мы трудились, забыв всё на свете, а десятки зрителей в это время ныли:
— Демьян, а Демьян, можно я тоже буду?
— Давайте сменим вас, устали ведь… Жалко, да?
К вечеру мы засыпали песком всю линейку.
На следующий день все звенья и отряды чуть не перессорились из-за того, кому первому работать на нашей дороге.
На третий день Семён Семёнович сказал, что этак лагерь превратится в пустыню Сахару. Тогда мы из полена и жести сделали птицу, похожую на ястреба, и подвесили её к блоку вместо бочки. «Ястреб» летел по тросу на лагерь, а ребята обстреливали его в это время комками сухой глины и еловыми шишками.
Учитель плавания
Мы с Витей Гребневым и ещё пятнадцать ребят из школьного туристического кружка собирались отправиться в большой лодочный поход по речке Синей. Нам предстояло подняться вверх по течению на семьдесят километров, а потом спуститься обратно.
Грести против течения — дело нелёгкое, особенно без тренировки, но тут нам с Витей повезло. За две недели до начала похода муж моей сестры купил по случаю двухвёсельную лодку и позволил нам кататься на ней, пока у него не начнётся отпуск. И вот мы с Витькой уже целую неделю тренировались в гребле.
Тренировались мы и в тот день, когда всё это произошло. Витя, в одних трусах и в огромной соломенной шляпе, привезённой мамой из Крыма, сидел на корме, правил и командовал:
— Вдох, выдох! Вдох, выдох!
Я размеренно грёб, стараясь правильно дышать и не зарывать вёсел в воду.
Хорошо было в тот день на речке! Солнце грело нам голые плечи и спины. Справа медленно полз назад высокий, обрывистый берег, на котором среди зелени белели домики нашей окраины. Слева берег был низкий, заболоченный. Там у самой воды, словно тысячи зелёных штыков, торчали листья осоки, за осокой тянулся луг, а за лугом виднелись ржаные поля. Иногда к нам на борт садилась отдохнуть стрекоза или бабочка, иногда из воды выскакивала рыба, словно для того, чтобы взглянуть, кто это плывёт на лодке.
Скоро мы проплыли под небольшим пешеходным мостиком. Здесь город кончился. Дальше на правом берегу зеленели огороды, а внизу, под обрывом, тянулся узкий, но очень удобный пляж с чистым жёлтым песком. По выходным дням на этом пляже собиралось много купающихся, но сейчас здесь было только два человека: Серёжа Ольховников и Женька Груздев.
Мы причалили недалеко от них, вытащили наполовину лодку из воды, сели на песок, а они нас так и не заметили. Оба стояли метрах в двух от берега. Долговязому Сергею вода была по грудь, а коротенькому Женьке — по горло. Оба они отплёвывались, тяжело дышали, и мокрые лица их выглядели совсем измученными.
— Ты… ты, главное, спокойней, — говорила торчащая из воды круглая Женькина голова. — Ты не колоти по воде, а под себя подгребай, под себя подгребай!
Сергей ничего не отвечал. Он только смотрел на Женьку злым левым глазом. Правый глаз его был закрыт длинным мокрым чубом, прилипшим к лицу.
— Давай! — сказал Женька. — Ещё разочек. Главное — спокойно! Подгребай!
Сергей лёг на воду и с такой силой заколотил по ней длинными руками и ногами, что брызги полетели во все стороны метров на пять, а Женькина голова совсем исчезла в белой пене. Он, как видно, захлёбывался, но продолжал выкрикивать:
— Спокойно! Не торопись! Подгребай! Под себя подгребай!
Сергей быстро пошёл ко дну. Женька хотел его поддержать, но по ошибке схватил не за руку, а за ногу. Сергей долго дёргался под водой, пока Женька не разобрался, в чём дело, и не отпустил его.
Наконец они вылезли на берег. У обоих кожа была синяя и покрыта пупырышками, как у старых, общипанных куриц. Они теперь заметили нас, но даже не поздоровались. Сергей сел на песок, охватив ноги руками и положив подбородок на колени. Женька остался стоять. Оба они тряслись и стучали зубами.
— Ду-ду-дурак! — сказал Сергей, не глядя на Женьку.
— Не па-па-па-падай духом, — ответил Женька. — Постепе-пе-пенно научишься.
— По-по-по-подохнешь от та-та-такой науки!
Витя лёг на спину и стал пригоршнями сыпать песок себе на грудь.
— Да, Серёженька, — сказал он, — хорошую штучку с тобой твой друг устроил!
— Убить его ма-ма-мало, та-та-такого друга!
Мы с Витей переглянулись, и я подумал про себя: «Кому-кому, а Витьке повезло в дружбе. Кто-кто, а я-то уж никогда не подведу его, как Женька подвёл Сергея».