Рассказы

Лагерь наш стоял у самой реки, но на этом берегу, низком, поросшем ивами, песка не было. Его нужно было доставать на том берегу, где с высоких обрывов спускались большие осыпи. Чтобы принести носилки или ведро с песком, нужно было дойти до пешеходного мостика, который находился метрах в тридцати от границы лагеря, перейти через этот мостик и проделать такой же путь обратно. Я прикинул всё это в уме, и меня тоска взяла.

— Демьян! — задумчиво сказал Лодька.

— Да?

— Может, поговоришь с ними? Чем чёрт не шутит…

— Наивный ты человек, Всеволод!

— А ты всё-таки попробуй, разведи какую-нибудь дипломатию. Вот, мол, песок — это только с виду такое скучное дело: мол, это только сначала кажется, что ничего тут мудрёного нет, а на самом деле…

— Что «на самом деле»?

— На самом деле… это… ну вообще чего-нибудь там… — Лодя помахал руками у себя перед носом и умолк.

— Сам не знаешь, а говоришь! — сказал Демьян, но тут к нему пристали другие мальчишки:

— А тебе трудно поговорить, да? Ведь в одной с ними комнате ночуешь!

— Знаешь поговорку: «Попытка — не пытка, а спрос — не беда»?

Демьян взглянул на меня, потом на Ваню Сердечкина. Мы трое ночевали в той комнате, где помещалось четвёртое звено.

— Конечно, ребята… Дело, ребята, конечно, трудное, но всё-таки попробовать можно. Правда, ребята? — сказал Ваня.

«Трудное»! Мне это казалось такой задачей, над которой самый лучший дипломат себе голову сломает. Посмотрели бы вы на звеньевого четвёртого звена Мишку Авдотьина! Он большой, грузный и всегда спокойный и серьёзный, словно ему не тринадцать лет, а все тридцать. Попробуйте убедите такого в том, что белое — это чёрное, а чёрное — белое!

Через несколько минут мы лежали в постелях.

Совсем стемнело. За окном пропел горн: «Спать пора, спать пора!» Однако четвёртое звено ещё не угомонилось. В углу комнаты слышались возня, приглушённый смех и мягкие удары: там затеяли драку подушками. Вдруг кто-то сказал: «Внимание! Воздух!» — и началась игра в «противовоздушную оборону». С минуту все лежали тихо и прислушивались к писку залетевшего в комнату комара. Затем Серёжа Огурцов скомандовал сам себе: «Пятая батарея, огонь!» и принялся быстро хлопать над собой ладонями, стараясь впотёмках попасть по комару. Когда «вражеский самолёт» вышел из зоны его «обстрела», открыла огонь «шестая батарея», то-есть Сурэн Атараев.

Ни Демьян, ни Ваня, ни я не принимали участия в игре. Я всё думал, думал, думал, с чего бы начать наш дипломатический разговор, да так ничего и не придумал. Как видно, и у Демьяна и у Вани дела были тоже неважные. Демьян, кровать которого стояла рядом с моей, лежал совсем тихо. Ваню я не мог видеть, но слышал, как он ворочался и вздыхал.

Наконец комара убили, и четвёртое звено успокоилось. Наступила тишина. Даже Ваня перестал вздыхать. В открытое окно над моей головой потянул тёплый ветерок и принёс с далёкой железнодорожной станции свисток, потом гудок и частое уханье паровоза, сдвигающего с места состав.

— Михаил! — пробасил вдруг Демьян.

— Ну? — сонным голосом отозвался тот.

— Вы завтра лодку будете ремонтировать?

— Угу.

— А мы — на песок.

— Знаю. Спи!

Наш звеньевой после этого долго молчал, а я лежал и нервничал: ведь Михаил каждую минуту мог уснуть! Наконец Демьян равнодушно сказал:

— Не завидую я вам.

Миша не ответил и даже начал похрапывать. Демьян встревожился:

— Михаил! Слышишь?

— Тьфу ты!.. Что тебе?

— Не завидую я вам, что придётся с лодкой возиться.

— Ну и не завидуй. Я спать хочу.

— Песок, ребята… песок — это настоящее дело, а лодку ремонтировать — это детские игрушки, да? — сказал из темноты Ваня Сердечкин.

Миша молчал, зато Серёжа Огурцов проговорил:

— А что в нём хорошего, в песке? Таскай да таскай!

— Это как сказать, — загадочно возразил Демьян.

— Кто не понимает, тому, конечно, и правда только «таскай да таскай», —добавил Ваня.

— А ты понимаешь?

— А то нет!

— Ну, что ты понимаешь?

— Что понимаю? — Ваня помолчал. — А вот то и понимаю, что понимаю. Правда, ребята?

— Само собою разумеется, — подтвердил Демьян.

Сергей громко зевнул:

— Ну вас!.. Болтают чего-то, а что — сами не знают.

Я лично знал только одно: ничего у нас не получается с дипломатическим разговором. Я шепнул Демьяну:

— Кончай! Безнадёжно!

Однако он не послушался и заговорил громче прежнего:

— В том-то весь интерес и заключается: песок — неинтересное дело, а ты попробуй сделай его интересным! Вот где почётная задача!

Одна из кроватей заскрипела.

— Послушай! У тебя в голове песок или мозги? — с чувством сказал Сурэн. — Отбой был или не был?

— Ну, был. А ты знаешь, что такое песок? Это простор для рационализаторской мысли!

— Чего, чего, чего? — переспросил Сергей.

— Того! Придумать, как поставить парус, — легко. Ты вот придумай, как на подноске песка рационализацию провести, тогда — другое дело. Тогда, значит, ты человек… человек… мыслящий.

— Ты вот попробуй, ты вот попробуй! — затараторил Ваня. — На песок почти два отряда назначили, а ты попробуй, чтобы десять человек управились. Попробуй рационализацию придумать!

— А ты какую придумаешь рационализацию? — спросил Мишка. Он, оказывается, ещё не спал.