Я нырнул под шлагбаум и пошел дальше. Затем остановился, глядя на воду. Шаги приближались. Когда ему осталось три шага до меня, я обернулся. Парню в темных очках было лет тридцать, он был среднего роста, темноволосый, и ему стоило побриться. Он был мускулист до такой степени, что выглядел коренастым. Кожаная куртка, похожая на мотоциклетную экипировку, плотно облегала его плечи.
Я заговорил первым:
— Покажите мне удостоверение личности.
Вместо этого он показал мне нож.
Это ответило на мой вопрос, кто он такой. Не таможенный агент. Не парень Пита Петерсона. Нож был военного образца. Но не США и не НАТО. Возможно, чешский. Или югославский.
Я спросил:
— Вы говорите по-английски?
— А ты смешной, — сказал он.
— Тебе стоит подумать со своим начальником о смене тактике. Это реально глупо. Я нахожусь в стране меньше двадцати минут. Любой сможет с легкостью сложить два и два.
— Это уже не важно, — сказал он. — Ты последний. Мы больше не будем использовать этот метод.
— Первые три тоже твоя работа?
— На тебе прослушка?
— Просто интересуюсь.
— Ты, может, думаешь, это сериал? Ты думаешь, я тебе сейчас все расскажу, и тогда ты каким-то образом выбьешь нож из моей руки, затем мы будем долго бороться, и ты меня повяжешь?
— Что-то типа этого, — сказал я. — Очень похоже.
— Остальные тоже так думали. Все они были крепкими людьми. Прямо как ты. Им это не помогло, тебе тоже не поможет.
— Они не ожидали встретить тебя, в отличие от меня. Я же привел тебя прямо сюда, на погрузочную площадку. Вокруг никого нет.
— У меня нож.
— А у меня есть правило. Направь на меня нож, и я сломаю тебе руку. Это из детства. То, что так и осталось со мной. Вообще-то, под номером один у меня идет другое правило, я просто забыл упомянуть о нем. То, что моя мама всегда заставляла меня говорить. Я должен дать тебе шанс уйти. В этом случае ты сможешь передать от меня сообщение. Твоему боссу. В этом нет ничего позорного.
— Что за сообщение?
— Передай ему, что они оба плакали, как младенцы.
Парень пошел прямо на меня, выставив лезвие вперед. Ненавижу ножи. Никогда не имел их, и не буду иметь. Зато с годами я научился с ними бороться. Нужно просто иногда игнорировать их, как бы удалять их со сцены. На тебя летит не нож, а кулак. Ты же не хочешь, чтобы тебя ударили кулаком? Конечно, нет, поэтому ты сохраняешь спокойствие и уклоняешься, обычный маневр уклонения из реальной жизни, движение, которое ты делал миллион раз до этого, поэтому ты легко уклоняешься от ножа, не думая о нем, и не заморачиваясь по этому поводу.
А затем ты остаешься в этом воображаемом кулачном бою, продолжая полностью игнорировать нож и используя инерцию своего тела, чтобы нанести удар прямо в лицо парню.
В этот момент он невольно выпустил нож из руки. Его солнцезащитные очки разлетелись на части, его каблуки взлетели вверх, как будто он наткнулся на веревку для сушки белья, нож со звоном ударился о бетон, и он упал на спину. Послышался удар плоти и костей о пыльный бетон, а также влажный хруст его затылка, что не предвещало ничего хорошего. Он лежал неподвижно, хотя и продолжал дышать. Его глаза оставались открытыми, но он уже ничего не видел и ни на что не реагировал. Даже когда я сломал ему руку.
В карманах у него не было ничего, кроме ключа от машины с надписью «Холден», предположительно от коричневого седана, и мобильного телефона, в журнале звонков которого были зарегистрированы входящие и исходящие звонки с шестью разными людьми. Очевидно, парень любил поболтать.
Я положил ключ и телефон в карман и ушел. Я обошел вокруг мест, где была толпа, сел на парапет и проверил телефон более тщательно. Пятеро из шести звонивших были явно друзьями. Они звонили ему, он звонил им, и они болтали, иногда по двадцать минут. Туда-сюда, взаимно. Обычная история.
С шестым все было по-другому. От него были только входящие. Не туда-сюда и не взаимно. И ещё, он был краток. Иногда разговор занимал не более сорока пяти секунд. Он звонил каждые два-три дня. Я подумал, что он главный. Звонит, чтобы дать инструкции.
В телефоне босс был записан под именем Драган.
Я поднял глаза и увидел, что Пит Петерсон выходит из машины примерно в тридцати ярдах от меня.
Петерсон выглядел так же, как и в Нью-Йорке. Синий костюм, мальчишеская прическа, боль, страдание и сбитые руки бывшего игрока в мяч. Скорее всего, крикет, подумал я. В Австралии это не просто игра. Он выглядел усталым. Может, не очень хорошо умеет спать сидя.
Я встал, и он подошел ко мне. Затем указал на столик кафе возле сувенирного магазина. Мы сели лицом к лицу.
Он сказал:
— Скажи мне, почему ты здесь.
— Авиабилеты сейчас дешевые, — сказал я. — Отличное время для отпуска.
— Бред сивой кобылы.
— Когда-то я был командиром роты. Давным давно. Я делал свою часть бумажной работы. Те ксерокопии, которые я видел у вас, показались мне знакомыми. Знакомая технология. Ксерокопирование было последним словом техники в то время, но сейчас устарело на пару поколений.
— Наша лаборатория утверждает, что бумаге около двадцати пяти лет.
Я кивнул.