— О, Тэбита! — воскликнул он с трепетным восторгом. — Как я вынесу его блеск? Золото! Блестящее, блестящее золото! Мне кажется, я помню, как взглянул на него в последний раз в тот момент, когда над ним опустилась эта обитая железом крышка. И с тех пор в течение семидесяти лет оно сияло в своем тайном укрытии и копило свое великолепие для этого чудесного мгновения. Оно вспыхнет перед нами, как солнце в полдень.
— В таком случае заслоните глаза, мистер Питер! — сказала Тэбита с несколько меньшим терпением, чем обычно. — Но ради всего святого — поверните же ключ!
С большим трудом обеими руками Питер протолкнул ржавый ключ сквозь лабиринт заржавленного замка. Мистер Браун тем временем подошел ближе и нетерпеливо просунул свое лицо между ними как раз в тот момент, когда Питер откинул крышку. Однако кухня не осветилась внезапным сиянием.
— Что это? — воскликнула Тэбита, поправляя очки и подняв лампу над открытым сундуком. — Старый Питер Голдтуэйт хранил старое тряпье!
— Похоже на то, Тэбби, — сказал мистер Браун, подняв кучку этого сокровища.
О, какого духа мертвого и погребенного богатства вызвал Питер Голдтуэйт, чтобы внести смятение в свой и без того скудный разум! Здесь было подобие несметного богатства, достаточного, чтобы купить весь город и заново застроить каждую улицу, но за которое, при всей его значительности, ни один здравомыслящий человек не дал бы и гроша. Что же в таком случае, если говорить всерьез, представляли собой обманчивые сокровища сундука? Тут были старые как местные кредитные, так и казначейские билеты, и обязательства земельных банков, и тому подобные «мыльные пузыри», начиная с первых выпусков — свыше полутора веков назад — и почти вплоть до времен Революции. Банковые билеты в тысячу фунтов были перемешаны с пергаментными пенни и стоили не дороже их.
— Так это, значит, и есть сокровище старого Питера Голдтуэйта! — сказал Джон Браун. — Ваш тезка, Питер, был в чем-то похож на вас, и когда местные деньги падали в цене на пятьдесят или семьдесят пять процентов, он скупал их в расчете на то, что они поднимутся. Я слышал, как мой отец рассказывал, что старый Питер дал своему отцу закладную на этот самый дом и землю, чтобы добыть деньги для своих нелепых проектов. Но деньги продолжали падать до тех пор, пока никто не хотел брать их даже даром, и вот старый Питер Голдтуэйт, как и Питер-младший, остался с тысячами в своем сундуке, не имея даже чем прикрыть свою наготу. Он помешался на их устойчивости. Но ничего, Питер, это как раз самый подходящий капитал для того, чтобы строить воздушные замки.
— Дом обрушится нам на головы! — вскричала Тэбита, когда ветер потряс его с новой силой.
— Пусть рушится, — сказал Питер, скрестив руки на груди и садясь на сундук.
— Нет, нет, старый дружище Питер! — воскликнул Джон Браун. — В моем доме найдется место для вас и для Тэбби и надежный подвал для сундука с сокровищем. Завтра мы попытаемся договориться насчет продажи этого старого дома; недвижимость вздорожала, и я мог бы предложить вам порядочную цену.
— A у меня, — заметил Питер Голдтуэйт, оживившись — есть план поместить эти деньги с большой выгодой.
— Ну, что касается этого, — пробормотал про себя Джон Браун, — нам придется обратиться в суд с просьбой назначить опекуна, который бы позаботился об этих деньгах, а если Питер будет настаивать на своих спекуляциях, то он сможет заниматься ими, пустив в ход сокровища старого Питера Голдтуэйта.
Эндикотт и красный крест
Более двух столетий назад, в один из осенних дней, в полдень, знаменосец салемского ополчения, собравшегося для военных учений под командованием Джона Эндикотта, вынес английский флаг. Это было время, когда изгнанникам, которых преследовали за их религиозные убеждения, часто приходилось надевать доспехи и упражняться в обращении с оружием. Со времен первого поселения в Новой Англии положение дел здесь никогда еще не было столь мрачным. Распри между Карлом I и его подданными в то время и в течение нескольких последующих лет сводились к борьбе в парламенте. Действия короля и духовенства становились все более жестокими по мере того, как приходилось преодолевать сопротивление со стороны оппозиции, которая не обрела еще достаточной уверенности в собственных силах, чтобы противостоять королевской несправедливости с мечом в руках. Высокомерный и фанатичный примас Лод, архиепископ Кентерберийский, управлял всеми делами церкви в государстве и был в силу этого облечен властью, которая могла повести к полному уничтожению двух пуританских колоний — Плимута и Массачусетса. Имеются письменные свидетельства, что наши отцы понимали грозящую опасность, но твердо верили в то, что их молодая страна не сдастся без борьбы, не уступит даже правой руке короля с его громадной властью.