- Сними его, дорогая. Пусть джентльмен осматривает его столько, сколько хочет.
Миссис Рамсей минуту колебалась. Она взялась за застёжку.
- Я не могу расстегнуть его, - проговорила она. – Мистер Келада должен поверить мне на слово.
Я почувствовал подозрение, что происходит какое-то несчастье, но и не думал ничего говорить.
Рамсей вскочил:
- Я расстегну его.
Он протянул ожерелье мистеру Келаде. Тот достал увеличительное стекло из кармана и тщательно изучил нить. Триумфальная улыбка скользнула по его гладкому и смуглому лицу. Он был готов заговорить. Внезапно он поймал взгляд миссис Рамсей. Она была бледна и выглядела так, как будто готова упасть в обморок. Она смотрела на него огромными напуганными глазами. Она была в отчаянии, это было так очевидно, что я удивился, почему её муж этого не замечает.
Мистер Келада замер с открытым ртом. Он глубоко покраснел. Вы почти видели усилие, которое он над собой делал.
- Я ошибался, - сказал он. – Это очень хорошая имитация, но, конечно, как только я посмотрел сквозь своё стекло, я увидел, что жемчуг не настоящий. Я думаю, что восемнадцать долларов как раз та цена, которую стоит это чёртово ожерелье.
Он достал портмоне, а из него стодолларовую банкноту. Он протянул её Рамсею без слов.
- Возможно, это научит Вас не быть самоуверенным следующий раз, мой юный друг, - сказал Рамсей, принимая банкноту.
Я заметил, что руки мистера Келады дрожали.
История распространилась по кораблю, как обычно бывает с историями такого рода, и ему пришлось смириться с изрядной долей подтруниваний в этот вечер. Было забавной шуткой, что мистер Всезнайка попался. Но миссис Рамсей ушла в свою каюту из-за головной боли.
Назавтра я проснулся и принялся бриться. Мистер Келада лежал в своей постели и курил сигарету. Внезапно раздалось шуршание, и я увидел, что под дверь просовывают конверт. Я открыл дверь и огляделся. Никого не было. Я поднял конверт и увидел, что он адресован мистеру Келаде. Имя было написано печатными буквами. Я протянул конверт ему.
- От кого это? – Он вскрыл его. – А!
Он вытащил из конверта не письмо, а стодолларовую банкноту. Он взглянул на меня и покраснел. Он разорвал конверт на мелкие клочки и протянул их мне.
- Не можешь выкинуть их в иллюминатор?
Я так и сделал, а потом посмотрел на него с улыбкой.
- Никто не любит выглядеть полным дураком, - сказал он.
- Жемчуг был настоящим?
- Если бы у меня была хорошенькая жена, я не позволил бы ей провести целый год в Нью-Йорке, пока я остаюсь в Кобе, - сказал он.
В этот момент нельзя было сказать, что мне не нравится мистер Келада. Он достал из кармана бумажник и осторожно положил в него стодолларовую банкноту.
Поэт
Я не особо интересуюсь знаменитостями и никогда не был снисходителен к страсти, которой одержимы столь многие, - страсти пожимать руки великим мира сего. Когда мне предлагают встретиться с кем-то, кто выделяется среди своих друзей классом или знаниями, я ищу вежливый предлог, который позволил бы мне избегнуть этой чести; и когда мой друг Диего Торре предложил мне дать рекомендацию в адрес Санта Аны, я отказался. Но в этом случае предлог был искренним; Санта Ана был не только великим человеком, но и романтической фигурой, и было бы забавно увидеть в его дряхлости того мужчину, чьи приключения (по крайней мере, в Испании) были легендарными; но я знал, что он стар и болен и не думал, что выйдет что-либо, кроме неудобств для него из встречи с незнакомым человеком, да к тому же иностранцем.
Калисто де Санта Ана был последним наследником Старой Школы, и в мире, не симпатизирующем байронизму, он жил, как Байрон, к тому же описал свою полную риска жизнь в серии стихотворений, которые принесли ему славу, невиданную среди современников. Я не буду судить о ценности этих стихотворений, потому что я прочитал их впервые, когда мне было двадцать три года, и тогда они привели меня в восторг: в них были страсть, героическая самонадеянность и многоцветная жизненная энергия, которые сбивали меня с ног. Сейчас же эти звенящие строки и преследующие ритмы столь перемешались с пьянящими воспоминаниями моей юности, что я не могу читать их без того, чтобы моё сердце не билось.