Рассказы

Подойдя к группе людей, столпившихся у входа в кафе, они увидели коляску, а в этой коляске — женщину с мороженым в руках. Именно эта женщина и привлекла внимание толпы.

Более совершенного создания не выходило из рук Господа со времен Евы; она была способна ввести в искушение самого папу.

Наши калабрийцы вошли в кафе, заказали шербет и сели у окна, чтобы вблизи рассмотреть красавицу; особенно восхитительны были ее руки.

«Согро di Вассho![11] Как она прекрасна!» — воскликнул Керубино.

Какой-то человек, подойдя к нему сзади, ударил его по плечу.

«Момент подходящий, юный синьор!» — проговорил незнакомец.

«Что это значит?»

«Это значит, что уже два дня, как графиня Форнера поссорилась с кардиналом Росполи».

«И что же?»

«Если вам угодно заплатить пятьсот дукатов и хранить молчание...»

«То она станет моей?»

«Она станет вашей».

«А ты, значит...»

«Un ruffiano per servir la[12]».

«Постойте, — прервал их Челестини, — я тоже хочу эту женщину!»

«Тогда сиятельным господам это будет стоить вдвое».

«Прекрасно!»

«Но кто будет первым?»

«Это мы посмотрим, а ты узнай, свободна ли синьора сегодня ночью и приходи за нами в гостиницу “Венеция” — мы живем там».

Сводник отошел в одну сторону, юноши — в другую. Кареты графини уже не было. Керубино и Челестини вернулись в гостиницу; у них осталось ровно пятьсот дукатов; они сели за стол лицом к лицу, положили посредине колоду карт, и каждый взял по одной карте.

Туз червей выпал Керубино.

«Счастливо повеселиться», — пожелал ему Челестини.

И он улегся в постель.

Керубино положил пятьсот дукатов в карман, убедился, что кинжал свободно выходит из ножен и стал ждать сводника. Через четверть часа тот появился.

«Она свободна сегодня ночью?» — спросил Керубино.

«Да, идем!»

Они вышли; стояла великолепная ночь, небо смотрело на землю множеством своих глаз; графиня жила в предместье Кьяйа. Сводник шагал впереди, Керубино следовал за ним, напевая:

Che bella cosa è de morire ucciso
Inanze a la porta de la innamorata.
L’anima se ne sagli in paradiso,
E lo cuorpo lo chiegne la scasata![13]

Они подошли к потайной двери. У входа их ждала женщина.

«Ваше сиятельство, — сказал сводник, — дайте мне сто дукатов, а остальные четыреста вы положите в алебастровую вазочку на камине».

Керубино отсчитал ему сто дукатов и последовал за женщиной.

Это был прекрасный мраморный дворец; по обеим сторонам лестницы горели лампы в хрустальных шарах, а рядом с каждой лампой стояли курильницы, в которых тлели благовония.

Они пересекли поистине королевские апартаменты, свернули в длинную галерею, заканчивающуюся перегородкой; камеристка отперла дверь, подтолкнула Керубино и закрыла за ним дверь.

«Это вы, Джидса?» — произнес женский голос.

Керубино повернул голову на звук голоса и тотчас же узнал графиню, одетую в легкое муслиновое платье; лежа на софе, устланной канифасом, она играла прядью распущенных длинных волос, покрывавших ее словно испанская мантилья.

«Нет, синьора, это не Джидса, это я», — ответил Керубино.

«Кто вы?» — голос прозвучал еще мягче.

«Я Керубино, дитя Мадонны».

Юноша приблизился к софе.

Графиня приподнялась, опираясь на локоть, и с удивлением посмотрела на него.

«Вы пришли по поручению вашего господина?» — спросила она.

«Я пришел сам по себе, синьора».

«Я вас не понимаю».

«Что ж, сейчас я объясню: дело в том, что я увидел вас сегодня на Кьяйе, когда вы ели мороженое, и не мог удержаться от восклицания: “Per Baccho! Как она прекрасна!”»

Графиня улыбнулась.

«Тогда ко мне подошел какой-то человек и сказал: “Хотите ли вы эту женщину, которой так восхищаетесь? За пятьсот дукатов я вам это устрою”. Я вернулся к себе за деньгами. Когда мы с ним подошли к вашим дверям, этот человек попросил у меня сто дукатов; я ему их отдал, а остальные четыреста он велел положить в эту алебастровую вазу. Вот они».

Керубино бросил три-четыре горсти монет в вазу; она была переполнена, и дукаты посыпались на камин.

«Ах, этот гнусный Маффео! — воскликнула графиня. — Разве так устраивают дела?»

«Не знаю, кто такой Маффео, — ответил юноша, — и не слишком осведомлен о том, как устраивают дела. Однако я знаю, что вы мне обещаны на ночь за определенную сумму; я знаю, что уплатил эти деньги, и, следовательно, вы станете моей на ночь».

Закончив свою речь, Керубино сделал шаг к дивану.

«Ни с места или я позвоню! — крикнула графиня. — Мои люди вышвырнут вас за дверь!»

Керубино закусил губу и взялся за свой кинжал.