Рассказы

Один лишь старый боцман отважился что-то глухо проворчать про себя, и это, по мнению знавших его, служило серьезным знаком.

Усилив отряд солдат матросами, Крозе разделил его на два взвода.

Матросы, как и солдаты, были вооружены ружьями.

Один взвод, под командой сержанта, шел во главе, другой, под начальством самого Крозе, — в арьергарде.

В середине находились матросы, нагруженные инструментами и вещевым имуществом.

Таким образом они вышли из кедрового леса; их было примерно шестьдесят человек.

Мало-помалу к ним стали приближаться толпы дикарей; они двигались молча, с угрожающим видом, однако не осмеливались напасть.

Вскоре они оказались на расстоянии человеческого голоса.

И тогда вожди стали вызывающе кричать Крозе:

— Такури усмирил Мариона!

Это означало: «Такури убил Мариона».

Так как вследствие общения с дикарями матросам почти что удалось усвоить их язык, они отлично поняли эти слова.

— Друзья мои, — обратился к морякам Крозе, — зная, какую любовь вы питаете к капитану, я как можно дольше ,не хотел говорить вам о его смерти. Теперь не обращайте внимания на то, о чем кричат дикари. Цель их ясна: запугать нас, разъединить с помощью страха и умертвить поодиночке. Так не бывать же этому! Вперед! Не останавливаясь, сомкнув ряды! Как только доберемся до шлюпки, мы спасены!

— А капитан? — угрюмо проворчал старый боцман.

— Не беспокойтесь, — отвечал Крозе, — капитан будет отомщен, обещаю вам!

И отряд продолжал свой путь, не подавая дикарям вида, будто ему стало известно что-то новое.

Так, в молчании, прошли два льё, зорко наблюдая за противником, готовые отразить нападение в любую минуту.

Но, к великому удивлению лейтенанта, дикари довольствовались лишь преследованием его отряда, время от времени торжествующе повторяя ужасные слова, погребальным колоколом звучавшие в ушах матросов:

— Такури усмирил Мариона!

Крозе знал, что его люди боготворили капитана Мариона.

Среди них были превосходные стрелки, на расстоянии ста шагов уверенно попадавшие в шляпу.

Нетерпеливо кусая дрожащие губы, они просили Крозе позволения открыть огонь.

Но, не обращая внимания на их просьбы, он повторил свой приказ — продолжать путь, не отвечать на крики, не проявлять беспокойства, не выказывать ни малейших враждебных намерений.

В самом деле, вокруг этих шестидесяти человек собралось по крайней мере около тысячи туземцев.

Несмотря на все превосходство своего оружия, эти шестьдесят человек могли быть раздавлены численным превосходством дикарей, и тогда, по всей вероятности, ни один из двух французских кораблей не вышел бы из бухты Островов.

Кроме того, был еще третий пост, где содержались больные: его надо было спасать прежде всего.

Вот почему, не останавливаясь, Крозе вполголоса снова обратился к матросам:

— Друзья, потерпите и не стреляйте! Идите в походном порядке, как подобает цивилизованным солдатам перед этой сворой негодяев. Скоро, будьте покойны, мы отомстим дикарям!

Но Крозе напрасно их уговаривал: гневные взгляды, бросаемые ими по сторонам, и глухой ропот, несущий дикарям угрозу за угрозой, предупреждали их, что в час мщения французы будут так же беспощадны к ним, как те были беспощадны к их товарищам.

По мере того как матросы и солдаты приближались к шлюпкам, туземцы явно все больше теснили их.

Выйдя на берег, французы нашли его усеянным дикарями.

Было очевидно, что если с их стороны и будут предприняты враждебные действия, то это произойдет во время посадки на суда.

Тем не менее туземцы расступились перед небольшим отрядом.

Крозе отдал приказание матросам, у которых были инструменты и вещевое имущество, садиться в шлюпки первыми.

Затем, когда дикари стали проявлять явное намерение воспрепятствовать этой посадке, Крозе схватил кол, направился с ним прямо к самому могущественному по виду вождю, воткнул кол в землю на расстоянии десяти шагов от него и шагах в тридцати от своего отряда и дал ему понять, что, если хоть один из туземцев осмелится перейти эту границу, он убьет его из своего карабина.

Подобная смелость, которая могла оказаться роковой для Крозе, напротив, произвела на дикарей очень сильное впечатление.

Вождь повторил своим людям требование лейтенанта, и новозеландцы, в знак повиновения, уселись на землю.

Крозе начал верить, что посадка пройдет успешнее, чем можно было полагать.

Как мы уже говорили, он приказал садиться в шлюпку сначала матросам, нагруженным инструментами, потом матросам с ружьями, потом солдатам; последним шел он сам.

Наибольшая опасность состояла в том, что шлюпка, чрезмерно нагруженная, имела очень большую осадку и не могла поэтому пристать к берегу, так что солдаты и матросы, чтобы добраться до нее, вынуждены были заходить в воду. Поэтому, лишь только островитяне увидели, что Крозе тоже вошел в воду, они всем скопом вскочили на ноги, испуская воинственные крики.

Перейдя поставленную Крозе границу, они осыпали французов градом дротиков и камней, к счастью никого не ранив.

Потом с громкими криками они подожгли постройки, сооруженные матросами берегового поста.