Рассказы

Потом наступает канун того дня, на который назначен переезд. В этот вечер под предлогом, что нужно собирать вещи, вы рано возвращаетесь домой, иногда с приятелем, выразившим желание вам помогать, но чаще всего один; вы открываете шкафы, двигаете мебель, переворачиваете все вверх дном, перебираете множество вещей, так и не укладывая их; вы не знаете, с чего начать; потом вдруг в каком-нибудь ящике, о существовании которого вы уже забыли, вы находите такое же забытое письмо, потом другое, третье, вы садитесь на край кровати и принимаетесь читать свое прошлое, прерывая чтение немыми монологами, вроде: «Бедняжка! Славная Луиза! Она, верно, любила меня! Что с ней сталось?»

Уже вечер на исходе, вы так ничего и не сделали, перед вами проходят смутные тени женщин, и эти женщины, без сомнения, в тот час, когда вы вспоминаете о них, говорят другому милые и лживые слова, что еще недавно говорили вам.

На следующий день, когда вы встаете с постели и в вашем распоряжении имеется всего лишь два часа на переезд, вы обнаруживаете, что все пребывает в еще большем беспорядке, чем накануне.

Вряд ли стоит говорить, что консьерж принес Эдуару положительный ответ. Эдуар в обмен на согласие вручил ему положенный задаток и, поскольку квартира была свободна, тотчас же занялся переездом.

Два дня спустя он уже полностью устроился в новом дворце за шестьсот франков в год.

II

ЛАНДСКНЕХТ

Минуло около месяца, когда однажды, выходя из дому, Эдуар увидел, как в соседний дом входит пожилая дама, на которую, признаться, он не обратил особого внимания, с девушкой — прекрасной, словно богиня, озаряющая своею красотою все вокруг. На мгновение она повернула головку в его сторону, и, каким бы кратким ни был этот миг, Эдуар успел разглядеть голубые глаза, черные волосы, бледное лицо и белые зубки — все то, что составляет мечту художников и поэтов; в выражении лица девушки, в изгибах ее тела было нечто вызывающее и яркое, что обнаруживало в ней пылкую и необычную натуру.

Девушка вошла в ворота, закрывшиеся за ней, и исчезла точно видение. Эдуар двинулся своей дорогой, и, когда он, как и ежедневно, пришел на бульвар, в полной уверенности, что ему встретится там кто-нибудь из его друзей, прелестный образ совсем уже стерся в его воображении.

Погуляв какое-то время и поприветствовав кое-кого из знакомых, он наконец нашел подходящего приятеля и, взяв его под руку, сделал с ним два или три круга по бульвару.

— Ты ужинаешь со мной? — спросил его Эдуар. — Не хочешь ли заглянуть к Мари? Я уже два дня не видел ее, бедняжку.

Молодые люди пересекли бульвар и направились к дому на улице Вивьен, поднялись на шестой этаж и без всяких церемоний позвонили.

Женщина, напоминавшая горничную, открыла им дверь.

— Мари у себя?

— Да, сударь.

Они прошли в комнату, некое подобие гостиной, где стояли предметы, похожие на мебель.

За столом сидели и оживленно беседовали две женщины и два молодых человека.

— Смотри-ка! Это Анри и Эдуар! — воскликнула прелестная головка, бело-золотисто-розовая, точно пастель Мюллера. — Вы явились кстати! Мы играем в ландскнехт. Садитесь, если найдете стулья, и играйте, если вы при деньгах.

Два стула в конце концов отыскались.

— Кто выигрывает? — поинтересовался Эдуар.

— Клемане. Она плутует.

Эдуар наклонился к уху Мари и, поцеловав ее, совсем тихо спросил:

— У тебя все хорошо?

— Прекрасно!

— Почему же ты не пришла вчера?

— Плохо себя чувствовала.

— Врешь!

— Ставлю тридцать су, — заявила Клемане.

— А я двадцать, — откликнулась Мари. — Эдуар, поставь за меня, я проигрываю.

Молодые люди пожали друг другу руки.

— Кто мечет банк? — спросил Анри.

— Я, — ответила Клемане.

— Опять она? Она уже семнадцатый раз сдает!

— «И ваши денежки берет...» — пропел кто-то фальшивым голосом.

— Играем? — воскликнула Клемане. — Ставлю тридцать су.

— А я снова двадцать, — ответила Мари.

— Я — десять, — сказал Эдуар.

— А я — остальное, — сказал Анри.

— Туз и валет, — объявила Клемане.

— Туз — это хорошо.

— Галюше лучше.

— Что еще за Галюше?

— Это валет.

— Разве его зовут Галюше?

— Черт возьми, а как бы ты хотел чтобы его звали?

— Скажи, Анри, ты знаешь, как ловят крокодилов?

— Нет.

— Вот и я тоже не знаю.

— Туз выиграл.

— Разумеется... Галюше еще ни разу не проигрывал.

— Сдавай.

— Ставлю сто су, — объявил Эдуар.

— Я — четыре франка, — сказала Мари.

— Ну, конечно! — отозвалась Клемане.

— Я — двадцать су, — послышался чей-то голос.

— А я — остальное, — заявил Анри.

— Анри всегда так делает, когда в банке ничего не остается. Так он скоро коляску купит.

— Да! Кстати, о колясках. У Огюстины вот она есть.

— Ба!

— Да.

— Смотри-ка!

— Семерка и десятка, — заметил Эдуар.

— Десятка — это хорошо.

— Семерка выиграла, — объявил банкомет.

— Ты удваиваешь?

— Да.

— Ставлю семь франков, — промолвила Мари.

— Пятьдесят су, — произнесла Клемане.

— Остается пятьдесят сантимов, ты поставишь их, Анри?

— Нет.

— Да уж, от этого занятия тебе разорение не грозит: ты ставишь всегда, когда в банке ничего не остается, и ничего не ставишь, когда там есть остаток.

— Дама плохая, — объяснил Анри, — она уже четыре раза выходила.