Рассказы

— Потому что одно из двух. Или вы растворяетесь в народе, среди которого живете, или идите в родную Палестину, про которую плачете в своих молитвах. Оружием и зубами добывайте себе право жить, как хочется. Никто вас там не заждался, и арабы непременно будут сопротивляться, но никто не станет воевать вместо вас! Каждый получает только то, что он заслужил. Сами пашите землю, осушайте болота и будьте как все. Потому что вам никогда не простят, что вы выжили. Рано или поздно это повторится. Снова изгнание, снова убийства и не поможет работа на благо другого народа. Свою историю вы лучше меня знаете. И если вы не создадите свое государство, рано или поздно просто исчезнете с Земли. Пришло время выбирать с кем ты. Тут не политические партии, а выживание народа. Я понятно объясняю?

Душанский громко хмыкнул.

— Что хотел, сказал, а теперь переходим к более занимательным вещам. Сколько вас? Ну, советских, не горящих желанием возвращаться.

— Семь.

— Придется вас расстрелять.

— ?!

— А вы как хотели? — с насмешкой спросил Воронович. — Мне еще не хватает за вас под трибунал. Так что всей компанией завтра дружненько напьетесь… У нас есть еще? — обернулся он к Бутману. — Не все выжрали за Победу?

— Найдем.

— Вон там, ближе к лесу, где трупы хоронили. А потом я вас за уход из части, мародерство и пьянство по совокупности к высшей мере. Самолично. Жаль, что от комендантского взвода почти никого не осталось, но может и к лучшему. Чем меньше людей в курсе происходящего, тем лучше. Ну, на семерых одного мало, еще разбежитесь. Вот Бутман тоже поучаствует. А то он в нашей компании единственный не замазанный остался. Надо это дело исправить, чтобы он свой болтливый рот на замке держал в будущем. Могил там много, надеюсь идиотов проверять в какой конкретно вы лежите не найдется, но лучше в одной пошуровать, чтобы свежей смотрелась.

Дора с изрядным облегчением закивала головой.

— Мешки с собой не брать! Часть вещей должна остаться, иначе странно будет выглядеть. Оружие я потом с трупов заберу, поэтому Душанский сходит на наш трофейный склад самостоятельно и упрет оттуда необходимое. Я правильно понимаю, что вы одной компанией потопаете?

— Так точно!

— Вот и озаботься заранее. Кто с вами не идет, делиться такими вещами не надо. Надеюсь, почему это так, вбивать в головы не требуется. И не расслабляйтесь, разные веселые ребята от отставших фрицев до обычных уголовников еще долго стаями будут ходить. И последнее… Это не мое дело, но лучше идти через Италию. На Балканах еще долго стрелять будут и сложно объяснить, кто вы такие и куда идете.

— Нас провезут через Германию в Австрию. Есть один англичанин…

— Не надо мне таких подробностей. Ничего не знаю, и знать не хочу! Все! Свободны.

— А ты старшина не желаешь, — спросил Воронович, когда все вышли, и показал пальцами идущие ноги. — А то в курсе заговора, а сам помалкиваешь. Дружба дружбой, но некоторые вещи знать вредно для здоровья. Старовский всегда говорил "Или тебе знать не надо, или ты в деле и лучше всего кровью повязанный". Мудр был аки змей и нет у меня уверенности, что остался он под развалинами.

— У меня баба беременная в отряде осталась, — обиженно ответил тот. — Сам знаешь. Не могу я не вернуться…

Он запнулся и озадачено спросил:

— А ты это всерьез про Мирона? Думаешь, он жив?!

— Я трупа не видел и никто не видел, — серьезно сказал Воронович. — Честно, не удивлюсь, если он сейчас в каком Париже выдержанное винцо попивает. Знает старая сволочь, где лучше всего применить свои таланты. Он и не скрывал никогда, что при первой возможности сдернет. Ему проще, ничего не держит, но может и лучше, что такие кадры будут проживать за границей. Не хотелось бы после войны собственных боевых товарищей ловить. Пускай уматывают куда хотят и где им будет лучше.

— А вот тебе с твоим партбилетом подобные советы раздавать?!

— Молчи гад про партию, сам мне "Очерки по истории ВКП(б)" от 1931 г. подарил, а теперь вякаешь. Одно слово западники, не понимали что хранят. За такое чтение запросто любой загремит в лагерь. И вообще: "Не гнушайся египтянином, ибо ты был пришельцем в земле его" (Второзаконие, 23:7), — пробурчал Воронович. — Даже если он партийный и слово интернационализм всосал с супом в детдоме. Только такой тип и способен при желании быть объективным, потому что его твои проблемы не касаются, и он совершенно не страдает по поводу происхождения. Мне своих будущих забот из-за разных умников прекрасно хватает. А, кроме того, если наши товарищи съездят в столь любимую ими Палестину и, применив свой богатый военный опыт, накопленный под моим руководством, всерьез сумеют нагадить Британской империи, а буду считать, что сделал правильное и очень хорошее дело. Подрывники, пулеметчик, медсестра и даже обычный стрелок могут много чего натворить. Как-то не за что мне любить Империю, над которой не заходит Солнце.

— Разрешите, товарищ полковник? — спросил следователь, заглядывая в дверь.

— А! — подняв голову, сказал грузный лысеющий человек, — заходи Федор. — Как дела?